Падение Империи

Терон был зол как никогда. Всякий раз, когда он и Корр в чём-нибудь провинились, отец каждый раз упомнил Энри и Рену. Старшего брата и сестру, которые погибли, защищая Терона и Корра, от отряда эльфийских мародёров. Это было пять лет назад, во время охоты. Энри, старший брат, не поделил добычу с мародёром, который аккурат оказался в том же лесу, только и ждал драки. Рена, будучи превосходной лучницей, забрала с собой свыше двух десятков мародёров, пока одна шальная стрела, какой-то там эльфийки, не оборвала её жизнь. Старшие дети Мейстландов погибли, защищая младших. Всё это время Терон винил себя, да и до сих пор продолжает винить себя во всём произошедшем. А Марий, что Марий? Марий Мейстланд не сказал ни слова. Он вёл себя так, будто бы ничего и не случилось. Он лишь стал смотреть на Терона и Корра, так, будто именно они виноваты в их смерти, постоянные упрёки шли и шли из его уст, с бесконечным упоминанием погибших первенцев. И каждый раз кровь в жилах Терона закипала, а желание назвать отца самыми скверными словами становилось всё более навязчивой. Или, когда разговор заходил о женитьбе. Терон этого слушать даже не мог. Выбор невест, который раздражал его до полусмерти, все как на подбор красивы и лицемерны.

Корр от части винил себя в произошедшем, ведь именно он уговорил отправиться семью на охоту в тот злополучный день. Они все могли погибнуть, но Корр дал себе слово. Месть — не его жизненная цель. Он пять лет учился в академии, и архимаг лично выгнала его оттуда, хотя это ещё было мягко сказано, она вышвырнула его за шкирку как щенка, за то, что Корр «осмелился» спорить с ней, о магических теориях. Когда Корр вернулся домой, отец сказал: «Запомни, свою гордость можно и даже нужно засунуть куда подальше» Хотя, сам бы он так никогда не поступил. Что до матери, Эрвина хоть и была стервозна, сыновей любила и дала им прекрасное образование, и она всем сердцем желает им только лучшего. Близнецы это понимали и проявляли к матери такие же чувства, за исключением тех дней, когда она пыталась сделать свои решения, абсолютно все решения, решениями сыновей. А Селена, ехидная сестра? Близнецы и её всем сердцем любили, желая лишь одного: «Пусть она найдёт достойного мужа и повзрослеет!» Селена отвечала: «Вам ли судить?»

Терон был рад, тому, что наконец-то выбриться из четырёх стен Амхары и сделает что-то полезное, кроме того, чтобы действовать отцу на нервы, разумеется. Кроме как драк на кулаках, он не бывал в других битвах и тем более не убивал. Это-то и казалось ему самым страшным. Корру надоело абсолютно всё. Отец, которому было наплевать на сыновей раньше, а тут резко стало не наплевать. Терон, хоть Корр и любил брата, тоже изрядно потрепал его нервы, за его вспыльчивость и вредный характер Корр мечтал хорошенько пнуть брата. Ехидная сестра, которая так норовила задеть за больное. Все! Амхара и всё, что с ней связанно, чересчур осточертело Корру! Ему хотелось свободы, хотелось приключений, и даже если в легионе его заставят драить казармы, Корр будет выть от счастья. Битвы и погони, то о чём он всегда мечтал. Пусть даже придётся проливать кровь. Хотя, именно из-за этого он помрачнел. Он никогда не убивал. Никогда. Кое-как добравшись до своих комнат, братья пожелали друг другу спокойно выспаться. Завтра будет тяжёлый день, для всех.

***

Айдан знал, что это был сон, но лучше сказать, понимал. Он не знал этих мест. Всё было окутано невидимым туманам, который тяжёлою ношей ложился на плечи, заставляя Айдан постоянно останавливаться, чтобы перевести дух. Каждый шаг давался с необычайной тяжестью. Айдан шёл на пристани, окутанной туманом, на столько густым, что если вытянуть руку вперед, то её уже можно было и не вернуть. Под ногами, за исключением старых и обветшалых досок, простиралась тёмная водная гладь, изредка покачивающаяся то туда, то сюда. Во мгле Айдан усушил чьи-то шаги и детский плачь. Он старался ориентироваться на них, но они звучали повсюду, пронося то у самого носа, та за спиной. Айдан остановился, когда мгла расступилась. Перед ним стояла женщина в богатых одеждах. Она держала белую плену, в которой ворочился и тихо плакал годовалый ребёнок. У края пристани стояла лодка, в которой молодой мужчина тянул руки к женщине, зазывая её. Но она передала ему ребёнка и побежала прочь, во мглу. А лодка в скорее отчалила от края пристани и также скрылась во мгле и лишь позади, Айдан услышал чьё-то дыхание, точно не человеческое. Слишком громкое, слишком страшное, словно гром. Рокотание, с едким запахом дыма и гари, сменилось рычанием и жаром, который обжигал спину до золотистой корочки.

— Драконий рёв… — проговорил Айдан, прежде чем проснуться.