Воодушевлённые успехом своего командира, янычары стали живо карабкаться наверх, однако отряд генуэзцев, возглавляемый вездесущим Джустиани, быстро подоспел на подмогу, зарубив Хасана вместе с пробравшимся отрядом. Остальные янычары попятились назад, и атака была вновь отбита.
Прошло около шести часов непрерывного штурма, однако греки упорно оборонялись, не позволяя противнику проникнуть в город. Мехмед был полон отчаяния. Он нервно расхаживал перед своим шатром, не в силах повлиять на штурм. Янычары непрерывной лавиной продолжали идти на стены, но каждый раз отбрасывались назад неутомимыми защитниками.
Солнце стояло в зените, и длинный майский день был на руку атакующим, однако перелом в их пользу никак не наступал. Пушки Урбана вновь пальнули. Установленные на этот раз намного ближе, они смогли проломить стены сразу в нескольких местах. Обороняющиеся совсем уже не успевали заделывать образовавшиеся бреши. Они встречали набегавших турок прямо в узком проходе и, используя маленький фронт атаки, рубили их у входа. Однако уже чувствовалась усталость защитников, бессменно обороняющих стены несколько часов подряд. Турки шли непрерывным потоком и хотя несли страшные потери, однако постепенно продвигались вперёд.
В одной из таких ожесточённых атак ранили самого Джустиани. Ятаган янычара пробил ему панцирь, поразив командора в грудь. Он начал истекать кровью и задыхаться. Лекари сразу окружили его.
В третьем часу дня сражение было в самом разгаре, и ни одна из сторон не помышляла о поражении, хотя весть о ранении командора сильно отразилась на настроении генуэзцев. Видя, что он не может возвратиться в строй, они решили отнести на галеон.
– Не покидайте меня! – взмолился император, видя как уносят Джустиани,– если вы уйдёте, то я погибну.
Однако раненого командора вынесли со стен и весть об этом сразу распространилась повсюду.
Соломон по поручению Романа ходил между крепостных стен и проверял надёжность ворот и калиток города. Несколько раз он сталкивался с единичными турками, просочившимися в проделанные бреши, и в короткой схватке закалывал их. Решив ещё раз проверить воскресную калитку ворот святого Романа, Соломон направился туда. Не доходя до этого места, он натолкнулся на странного человека в монашеской одежде, торопливо идущего в обратную сторону.
– Что ты здесь делаешь?– окликнул он его.
Человек в растерянности встал и ничего не ответил. Лицо его прикрывал чёрный капюшон.
– А ну, покажи своё лицо, не то я снесу тебе голову! – пригрозил Соломон, приставив свой длинный меч к груди незнакомца.
Тот поняв, что с ним не шутят, медленно открыл своё лицо. Это был Селим. Соломон по внешности догадался, что этот человек вовсе не грек, а тем более не монах.
– Отпусти меня! Я спешу на помощь к раненым! – сказал Селим на плохом греческом языке.
Соломону лицо странного монаха показалось очень знакомым. Он начал внимательно присматриваться к нему. В его памяти медленно всплыл тот морской бой с двумя галерами турецких пиратов, когда они возвращались с дядей из Смирны.
– Ты Селим? Ты тот пират который принёс столько горя нашей семье!– догадался Соломон,– на твоей совести смерть моего отца и дяди! Это ты похитил мою сестру из Александрии!
Сказав это, Соломон набросился на турка и внезапным мощным ударом сшиб врага на землю, приставив меч к горлу.
Бывший пират сперва не мог сообразить о чём идёт речь, но потом, услышав имя девушки, обо всём догадался.
– Да, это я, Селим. Но если ты убьёшь меня, то никогда не узнаешь, где твоя сестра.
Селим думал, что таким образом сможет отвлечь Соломона и избежит заслуженной кары.
Ярость буквально затмила сознание юноши. Наконец он нашёл того человека, который принёс столько горя ему и его семье.
– Сейчас ты поплатишься за все свои злодеяния, – с ненавистью произнёс юноша,– никакие уловки уже не спасут тебя!
– Не делай этого!– задрожал от страха Селим, – я заплачу тебе! Пощади меня!
– На этот раз тебе некуда деваться! – с ненавистью произнёс Соломон, нажимая на рукоятку своего меча.
Селим понял, что настал его последний час, и злорадно прошипел:
– Можешь убить меня. Я своё дело сделал. Калитка открыта. Янычары уже ворвались в город. Он наш! Наш!
Последние слова он произнёс задыхаясь, ибо меч Соломона глубоко вонзился ему в горло, и негодяй буквально захлёбывался в собственной крови.
– Нет справедливей кары, когда душегуб сам погибает от меча, – произнёс Соломон, с отвращением отталкивая мёртвое тело своего врага.