Падение Ивана Чупрова

Чупрову стало душно. Он поднялся, оделся и вышел на улицу. Кончался короткий зимний день. Жиденькие сумерки уже робко затягивали дорогу. Снег казался серым. И ни одной души, пусто, словно вымерло все. Чупрова охватила тоска, скучными показались родные Пожары. Такое находило на него иногда в первые годы работы председателем, когда колхоз был еще слаб и беден, а народ не хотел его понимать. «Уехать бы, пропади все пропадом, живите, как хотите!» Но тут ярким, веселым светом вспыхнули разом все окна в деревне. Сразу же вспомнился день пуска электростанции. Тогда отец Егора Постнова, дед Евлампий, восторженно хлопал себя по острым коленкам и повторял: «Мигнул — и другая деревня! Только мигнул — и другая!..».

— Мигнул — и другая, — проворчал вслух Чупров и подумал: «То-то и оно, другая. Не я — сидели б, поди, до сих пор, как в «Свободе», при керосинчике. Легко сказать, «мигнул»…

С новой силой нахлынула обида: мальчишки вроде Быкова учат, призывают к порядку! К кому пойти? Кому раскрыть душу? Ночей не спал, сколько крови испортил — нечего сказать, отблагодарили! Но это не пройдет! Нет, покаются!

Он заметил, что подошел к низенькому домику, закрытому кустами. Крыша в снегу, кусты в снегу, и если бы не светящиеся окна, то дом был бы похож на сугроб. Устоявшимся миром и покоем потянуло на Чупрова от этих окон.

«А ежели зайти? Живем почти рядом, а в гостях сроду не был. Вот живет в стороне от всего, делает свое дело, спокоен, доволен жизнью».

По расчищенной дорожке Чупров направился к калитке.

Увидев неожиданного гостя, бухгалтер Никодим Аксенович обрадовался:

— Удивлен, Иван Маркелович, удивлен! Не скрою. В кои-то веки!

— Слышал, что про меня плетут? — в упор спросил Чупров.

— Не спеши, всему свое время. Полушубок снимай. Холодищем от тебя разит. Бр-р-р! Мария, матушка, самоварчик изготовь да поищи в шкапчике, может, чего погорячей найдешь. Примощайся, Маркелыч, к столу…

Из-за полинявшей занавески вышла жена бухгалтера, Мария Мироновна, медлительная, водянистая старуха.

Она поставила на стол темную бутылку, тарелку с кусками сала, хлеб, стаканы.

— А лучок, матушка, забыла. Лучок — первая закуска!

Выпили, закусили. У Никодима Аксеновича на щеках выступили красные пятна.

— Никакой благодарности нет у людей, Иван Маркелович, — начал хозяин, — Иду сегодня с обеда, вижу, у никифоровского дома стоят Марья Петухова и Алевтина Рыльцева. Сам знаешь: две бабы — базар. И чешут они языки. На тебя обижаются, видишь ли. Мол, ты власть большую забрал (уж прости, с чужих слов говорю), куда только хочешь, свою руку запускаешь.

Чупров налил себе водки.

— Запускаю, говорят?

— Запускаешь.

— Ну и пусть говорят! Этим Марьям да Алевтинкам не впервой. Когда колхоз поднимал, я от них и слова-то доброго не слышал. И такой я был и сякой. Потом опомнились. И нынче опомнятся. Дойдут куриными мозгами, что если запускаю куда руку, то ради их пользы. Вот, скажем, колхозу скоро нужны будут трубы. Кто знает, где их достать? А знать, к примеру, может Ефим Трезвый, председатель райпотребсоюза. Он, конечно, мне друг, может и без корысти подсказать. Но раз он друг мне, то и колхозу моему друг, и я должен вести себя по-дружески: надо пригласить на блины, угостить медовухой.

— Как же, как же! — закивал головой Никодим Аксенович.

— И трубы приходится доставать, и проволочные сетки, и стекло, — сколь народу побывает, подсчитай-ка! А ведь своих ульев не держу, и коровенка у меня незавидная — не для себя живу, для колхоза!

Одно к одному — перегорела обмотка на якоре, стала электростанция. Света нет. Утром доярки на скотном поругались из-за фонарей. Пилорама в столярке не работает. В кормокухне барабан картофелемойки приходится крутить вручную. Кузнец Егор Постнов вспоминает у горна и бога и черта, а пуще всех Алексея Зыкова, «электрического начальника». Чтобы двигать руками мехи, надо снимать все приспособления, поставленные самим Егором.

И в такой-то день председатель не вышел из дому.

Случалось, что он оставлял колхоз не на день, не на два, а на недели, даже уезжал как-то на два месяца в город на курсы. Но всегда перед отъездом Чупров обходил хозяйство и всем бригадирам, всем заведующим фермами давал наказы: «Так-то и так-то без меня действовать». Иван Кустов тогда заменял председателя. Теперь же Чупров никого не предупредил.

Поговаривали: заболел. Но плохо верилось. Никто в деревне не помнил, чтобы Иван Маркелович залеживался в постели.

Старик Евсеев решил зайти к председателю.

— Что с хозяином случилось? — спросил он у Лукерьи.

— На такой работе лошадь надорвется! — сердито ответила Федотовна. — Работает, работает, а какая благодарность? Одни укоры!

Евсеев хотел потолковать с больным, но хозяйка выпроводила старика за дверь.

— Нечего беспокоить! Довели человека…

Чупров валялся в постели одетый, листал от скуки книжки Раи, но чтение не шло на ум. «Нет, нельзя показать, что все эти обиды, как с гуся вода. Не прежнее время! Пора бы научиться уважать Ивана Чупрова!»

К вечеру лежать стало невмоготу. Чупров оделся, Сунув глубоко в карманы полушубка руки, пошел в правление.