Падение Келвина Уокера

Ей в который раз пришлось убедиться в том, как ловко он загоняет в слова любое дело, — ей нечего было возразить. Она пробормотала под нос:

— Не думаю, что мне хочется ехать.

— Ты должна поехать. Сегодня все решается.

Он встал из-за стола, взял галстук и внимательно повязал его перед зеркалом над камином. Вздохнув, он сказал:

— Огорчает меня эта свадьба, честно говоря.

Она подняла на него глаза:

— Ты хочешь отложить?

— Да нет, откладывать дальше некуда, к приему у королевы мы должны быть женаты. Только церковь — это куда приличнее отдела гражданских состояний.

— Почему? Ты не веришь в бога, мне религия безразлична — в чем же дело?

— Я не говорил, что не верю в бога, я говорил, что я против него. И что он умер. Но он воспрял к жизни в ту ночь, когда я окончательно завладел тобой.

Джил закрыла рукой глаза. Своим обволакивающим размеренным голосом он говорил вещи, в которые истово уверовал, а ей все это казалось дурным сном.

— Ты помнишь ту ночь? Совершенно неожиданно для себя я обратил к богу слова горячей признательности и сделал это с полным сознанием или, если угодно, неосознанно, поскольку действовал безотчетно. Это было совсем не то, что домашняя молитва в Глейке, потому что существо, к которому я обращался, которое тогда было в одной комнате с нами, — оно больше не питало ко мне ненависти. Оно ободряло меня. После этого я не мог не задаться вопросом, только ли своим собственным упорством — причем за какие-то несколько недель — я добился всего, о чем только мечтал, — есть работа, любовь, известность, деньги, влияние и домашний очаг. Ответ ясен: нет и нет! По натуре я не столь возвышен и неукротим, каким стал, обладая тобою.

— Это верно, — сказала Джил.

— Это так, — сказал Келвин, застегивая перед зеркалом жилетку и с удовольствием в нем отражаясь. — Тут действовала верховная сила. С самого начала, даже в малой степени не сознавая этого, я был перчаткой на деснице Того, Кто овеял инеем небеса и из лона исторгнул лед. Это было смиряющее откровение.

— Ради бога, прекрати, Келвин! — взмолилась Джил.

— Некоторые твои высказывания, — обронил он, — словно разводят нас на миллионы миль.

Он взял в руки «дипломат», зонтик и направился к двери.

— Читай мои статьи в газетах, — сказал он. — Смотри меня по телевизору. Изучай письма моих почитателей. Людям близки мои богоданные убеждения, они хотят жить в законопослушном мире и иметь надежную крышу над головой. Сегодня я впервые буду отстаивать свою новообретенную веру перед поистине огромной аудиторией. Ты мне нужна там, Джил, я должен ощущать тебя рядом. В тебе моя удача. Ты вернула меня богу. В этом и было твое предназначение. Ты должна прийти сегодня.

— Только в том случае, — взорвалась Джил, — если Джек тоже пойдет!

Он взглянул и сказал:

— Хорошо, если хочешь — приводи его. Но ты странная, очень странная.

И он отправился на работу.

На его столе лежал конверт с надписью «Изменения в рабочем графике». Он прочел бумагу и позвонил Гектору Маккеллару. Он сказал:

— Гектор, я по поводу нового графика. Что вы затеяли?

— По-моему, все понятно. Ладно, если вы обязательно хотите побеседовать, подходите в половине четвертого.

— Пораньше нельзя?

— Нет.

— Хорошо. В половине четвертого.

Келвин задумался. Согласно новому графику, в ближайшие три недели у него не предполагались беседы с видными политическими и общественными деятелями. Он сделал несколько телефонных звонков и отправился в буфетную. Когда он вошел, все разговоры разом смолкли, потом возобновились — вблизи от него потише и громче по углам. Общаясь с людьми, он уже убедился в том, что отношение к нему переменилось. Какое-то другое любопытство, иные соображения чудились ему за их настороженным вниманием. Чуть заметно улыбаясь и чувствуя возбуждение уверенного в себе человека перед славной драчкой, он выпил чашку черного кофе с сахаром. Потом вернулся к себе и сделал еще несколько звонков.

В половине четвертого Гектор Маккеллар напрямую объявил ему:

— Мы за вами не поспеваем, Келвин.

— Кто это «мы», Гектор?

— Если конкретно, то Общее Мнение, а в широком смысле — британская публика.

— Нет, вперед британской публики я не забегаю. В подавляющем числе она меня поддерживает. Вы видели цифру моей зрительской аудитории, Гектор?

— Но вы забыли, для чего мы вас брали, Келвин. Я с самого начала отвел вам совершенно особую роль. Портить репутацию всяким шишкам — да, но делать это как бы ненароком, без программы…

— Такая порча репутации ничего не изменит, Гектор…

— Вот именно! Поэтому мы ее всячески поддерживаем. А вы в прошлой беседе с теневым министром по регулированию рождаемости злонамеренно выволокли на свет ее первое замужество.

— Я не согласен, Гектор. Ведь это позор, если за контролем рождаемости в Британии будет надзирать особа, нарушившая брачный обет.

— А эта ваша кампания по удалению человеческого тела из рекламы?!

— По удалению из рекламы образа божия.

— Я такой же шотландец, как вы, Келвин, — сказал, закипая, Маккеллар. — Я отлично знаю, что мужчина — да в какой-то мере и женщина — сотворен по образу божию.