Падение Хаджибея. Утро Одессы (сборник)

– Не отставай, кавалерия! – крикнул ему Зюзин, слыша позади себя тяжелое дыхание есаула. Кондрат никогда еще не воевал в пешем строю, и ему трудно было состязаться с закаленными пехотинцами. Он подивился выносливости сухопарого субалтерна, который не бежал, а, казалось, летел впереди, помогая солдатам тащить тяжелые лестницы.

До Хаджибея осталось не более ста саженей, когда земля, море и даже темные лохматые облака вдруг озарились пламенем пушечной и ружейной стрельбы. Это начали стрелять с кораблей и крепостных стен турки, всполошенные штурмовым отрядом секунд-майора Воейкова, атаковавшего Хаджибей с правого фланга.

Над головами гренадер завыли ядра, засвистела картечь, тонко запели пули. Но жестокий огонь не остановил атакующих.

Видимо, опасность утроила силы Кондрата, и он на крутом подъеме у самой стены обогнал Василия. Когда тот нечаянно споткнулся, есаул подхватил у него лестницу и один понес ее в гору. Он уже приставил было ее к крепостной стене, высотой в три с половиной сажени, когда его снова перегнал Зюзин. Быстрее птицы взлетел субалтерн на крепостной вал. Кондрат еще карабкался за ним, когда Василий, сверкнув штыком фузеи, с криком «Ребята, за мной!» исчез за каменным зубцом. Есаул бросился за ним, и вовремя. Субалтерна окружили вооруженные ятаганами янычары.

Но только Кондрат успел ударить саблей одного из них, как крепостная стена дрогнула ог дружного «ура!». На ней появились десятки гренадер, сразу ударивших турок в штыки.

Крики «ура!» смешались с воплями «вай, вай!»[39], «сюбхан аллах»[40]. Русские штыки казались янычарам страшнее самой смерти. Гренадеры в несколько минут очистили левую сторону крепости. Пользуясь замешательством в рядах врага, Кондрат прорвался во двор и устремился ко входу в бастион – четырехугольную крытую башню. Он знал, что бастион этот – логово паши. Пожалуй, здесь можно будет найти проклятого басурмана и рассчитаться с ним за все обиды. Вход сторожил рослый турок, но ему не удалось задержать Хурделицу. Всего один раз цокнулись клинки, и часовой, охнув, упал с рассеченной головой.

Гренадеры пытались последовать за Хурделицей, но путь им преградил большой отряд турок. В крепостном дворе начался рукопашный бой.

Три солдата, сражавшиеся рядом с Василией Зюзиным, были мгновенно изрублены кривыми султанскими саблями. Несколько гренадеров получили тяжелые ранения. Такая же участь постигла бы и Зюзина, и остальных смельчаков, если бы на помощь к ним не подоспел Иван Громов со своим капральством.

Турецкая контратака была остановлена.

Несколько раз телохранители паши стремительно бросались на горсточку гренадер, но с воем вынуждены были откатываться назад. Ощетинившиеся штыками ряды солдат были несокрушимы. Гренадеры, отбрасывая турок, стали медленно, шаг за шагом, продвигаться к бастиону. Они спешили на помощь есаулу.

Держа в одной руке саблю, а в другой пистолет, Кондрат вбежал в бастион. В тесном каземате, освещенном тусклым светом плошек, он увидел трех человек. Двое из них, в чалмах и богатых одеждах, яростно спорили у раскрытого окованного медью сундука.

– Почтенный Халым, прибавь еще хотя бы сто пиастров, – иступленно кричал тучный, с лоснящимся ястребиным носом турок одноглазому хромцу.

Третий, молодой татарин, безучастно стоял в стороне, в темном углу. Турки были так увлечены спором, что в первый миг не обратили внимания на вбежавшего казака. Одноглазый первым заметил Хурделицу и, захлопнув крышку сундука, судорожно выхватил из-за пояса пистолет. Но не успел прицелиться – Кондрат свалил его метким выстрелом в голову.

Тучный янычар с ястребиным носом выхватил кривую саблю. Есаул отпарировал его удар и, косясь на татарина, пристально посмотрел на своего противника. «Ашотка!» – чуть не вырвалось у Кондрата.

Да, это в самом деле был еще более растолстевший и обрюзгший хозяин разбойничьей усадьбы. В воспаленных глазах турка сверкнула злоба. Он не узнал Кондрата и вновь атаковал его. Рука у Ашота была крепкая. Он вновь сделал выпад. Кондрат ответно нанес сильный удар в грудь противника, но клинок его наткнулся на стальной панцирь, который носил под халатом Ашот, и переломился пополам.

Это привело Кондрата в ярость: сабля осталась ему еще от отца. Обломком клинка нанес он короткий удар по сабле Ашота, и та со звоном покатилась в сторону, где стоял татарин.

Тот быстро наклонился и поднял ее.

Ашот выхватил из-за пояса длинный узкий нож.

Холодный пот прошиб Кондрата. Он понял, что одному ему, обезоруженному, не отбиться от двух врагов. С обломком клинка в руке стал он отступать к дверям каземата, зорко наблюдая за обоими противниками. Вдруг татарин бросил Кондрату саблю и крикнул:

– Лови, кунак!

Кондрат поймал саблю и только теперь, когда свет упал на лицо татарина, узнал в нем Озен-башлы.

В этот миг нож, брошенный Ашотом, просвистел в воздухе и впился в шею татарина.

– Получай, предатель! – крикнул турок.

Обливаясь кровью, Озен-башлы упал.

Нож глубоко засел у него в шее. Кровь лилась из перерезанных артерий, клокотала в горле, мешала говорить.