А наряду с этим совершалась подлинная история. В древнем Мерве, легендарной Александрии — Антиохии, где среди холмов из человеческих черепов прошел плугом Чингисхан, чтобы никогда больше здесь ничего не росло и не строилось, с помощью европейских фирм было сооружено образцовое водополивное хозяйство с современной плотиной и первой в Азии гидроэлектростанцией. Она до сих пор дает ток не в пример «Колхозбенту», где который десяток лет все что-то достраивается. Хозяйство, основанное для передачи многообразного агротехнического опыта местному земледельческому населению, было в честь императора названо Александровским. Но то была инициатива, упорный и благородный труд именно той нравственной элиты русского общества, для которой не нашлось полноправной графы в последующей революционно-административной табели о рангах. Элита — это вовсе не ругательство, и тонкий слой ее, как и чернозем создается веками и тысячелетиями. А составляли эту элиту разные люди, от великого князя-наместника до земского врача родом из крепостных крестьян. Здесь не следует путать понятия: ведь и «господа ташкентцы» почитали себя интеллигенцией — оттого только, что ели с вилки ту же баранину.
Так или иначе, а не одно хозяйственно-культурное строительство и связанное с ним практическое просвещение неминуемо содействовали общероссийскому сближению «народов и языцей». Здесь можно было бы много сказать об опытных станциях в тех же Каракумских песках, Фергане, на отрогах Памира, в Голодной степи, о библиотеках и Среднеазиатском университете. Это делалось искренне и с той природной русской щедростью души, которую до сих пор не могут понять некоторые исследователи, скажем, в том же порыве декабристов. Как только не называют это качество: «загадкой русской души», «русским идеализмом» и прочими лишь затуманивающими суть определениями. Вовсе не одно только русское это качество, ибо в разных формах и выражениях присутствует во всех народах. И поэтому навстречу ему так естественно раскрылась придавленная тяжкой плитой тысячелетий нравственная элита древних и великих этносов Востока. Я знал прямых потомков воинственных ханов Текинских и Иомудских. И не о генералах и офицерах я говорю, что учились в пажеских корпусах рядом с царями, а о крупных и светлых талантом инженерах, о художнике-передвижнике, который пренебрег своим «классом» и умер, подобно многим российским талантам, в бедности от чахотки. Такие примеры имеются здесь в каждом народе, и есть нечто выше канцелярского «революционного» деления людей по упомянутой выше «табели о классах». Впрочем, речь, конечно, не об одних только ханах и сердарах, как и не об одних дехканах, ибо знак подлинной интеллигенции, несмотря на все достижения науки, ставится не по эвклидовым правилам.
Опять-таки по закону равновесия, к «господам ташкентцам» российским живо потянулись местные «ташкентцы», столь же быстро и естественно образовав с ними единую нравственную среду. Это те самые, что пошли в исправники и урядники, сделались волостными, охранниками на тюремных вышках, а то и генералами личной охраны императора всея Руси. И это было тем более знакомо, поскольку многотысячелетний опыт был за спиной. Деспотии привлекают для собственной охраны иноязычных рабов или наемников. Так было с потомками Чингисхана в Ханбалыке и с персидскими шахами-кад-жарами. Первых охраняли русские копьеносцы, а вторых — гуламы-самсоновцы.