Падение Херсонеса

Утром ратник руссов Щерб увидел у ног своих стрелу с привязанной к ней запиской. Безымянные союзники советовали князю перекрыть трубы водовода. Было подробно описано, где искать акведук. Написано, на какой глубине идут трубы.

Что такое стрела? Стрела не меч, не секира-чекан и уж не устрашающий «греческий огонь». Но вот пустила ее рука умелого стрелка Жадберна, и стрела повернула ход истории.

Акведук был встроен в скальный холм, с восточной стороны Корсуни. Находился он не на таком уж большом расстоянии от стен, но был хорошо укрыт в складках местности. Из глубины бил источник. Воду забрали в глиняные трубы. Трубы уложили в рвы и зарыли. Видно, давно зарыли, земля ровно заросла травой. Стороннему человеку такого места никогда не найти. Вода по наклону бежала вниз. В Корсуни стояли огромные цистерны. Из них херсонеситы и брали воду.

Есть рисунок — найти акведук не трудно.

В то утро руссы не знали, кто послал стрелу, но нежданным союзникам обрадовались.

С ужасом увидели херсонеситы: вода в цистернах иссякает. Стратиг клялся: «Ромеи, надо держаться! Идут корабли из Константинополя… Флот идет… Продержаться надо чуть-чуть…»

Сутки ждали.

Двое.

Трое.

Давно отвьюжили зимние штормы. Море было уже спокойное, обманчиво теплое; хоть купайся. Херсонеситы и смотрели в даль морскую с зари до зари. Но насколько хватало глаз — ни одного паруса.

Первыми не выдержали дети. Заплакали.

Замычал, заревел, заблеял скот.

Матери столпились у дома стратига, умоляли:

— Воды! Воды! Хотя бы детям воды!

— Ждать смерти — хуже, чем умереть. Лучше смерть от секиры, чем от жажды.

Подозревали, у стратига есть колодец, а в колодце вода. Да и огромных амфор, в которых можно запасти воду, немало.

А стан варваров стал шумным, веселым, подвижным. Где только они, славяне, раздобыли емкие амфоры? Наполняли их водой, отмывались. То ходили черные от трудов землекопов. А тут у всех лица побелели. Коней отмыли. Принялись мыть все, что покрылось грязью, почернело от копоти. Подымали сосуды высоко и лили воду просто так на землю.

Херсонеситы с бедных западных окраин, где в жалких жилищах селились ремесленники, поняли: умрут; не дождаться им помощи царей. У них не было больших амфор. Во дворах не было старых колодцев. Толпы двинулись к дому стратига.

— Открывай, Игнатий, ворота города! Не все там, за стенами, варвары! На нас крест, на их князе крест!

Пересохшие глотки пылали:

— Воды! Воды!

Стратиг выходил, притворно хрипел:

— Херсонеситы! Ромеи мы или не ромеи? Вспомните, как умирали герои Рима!..

К исходу третьих суток руссы схватили перебежчика. Тот собрался податься в Готские Климаты, уйти подальше от войны. Но, схваченный, рассказал, почему его выпустили из города. Он должен был поднять на Владимира греков из соседних фем: из Киммерии, Лагира, Нифеи и других. Если соседи поддержат Херсонес, стратиг обещает им, что расплатится золотом, серебром. И — рабами. Вон сколько руссов под стенами Херсонеса. Все рабами будут. А что такое богатство? Золото, рабы.

От перебежчика Владимир узнал то, что в общем-то уже знал. Сам он обещан дочери Игнатия. Та потешится несколько дней. (Как потешится-то? Шелковой плеткой стегать будет?) Потом, когда малый флот Корсуни будет готов к отплытию, князя закуют в цепи и увезут в дар царям. Добрыню отдадут Благочестивой августе, Феодоре, императрице. Строптивого Беляя отдадут друнгарию, командующему флотом. Пусть воевода посидит на веслах, погребет, прикованный цепями. Присмиреет. Старого Голуба, знающего языки — логофету, высшему чину, ведающему иностранными делами. Ростиславу, и тому место нашли. Присмотрел мальца какой-то патрикий. Свободным херсонеситам, верным стратигу, обещали рабов раздавать, считая их не по штуке, а меряя весом. Мера веса — медими, 50 килограммов. Потянет раб на медиму — бери целого. Недовес — от другого добавят.

Эта мысль: раздавать рабов по весу — говорил перебежчик, — особенно веселила стратига. Так покупали баранов.

Князь слушал, злой и вдохновенный…

.

И двинулись толпы корсунян к городским воротам.

— Воды! Воды! Воды!

Корсунь молила князя о мире. Только, князь, пусти воду в трубы.

Но стратиг и не думал сдаваться.

На стене пылали дрова под котлами. Расплавленная смола почти кипела в них. Зычным голосом Харон предупредил:

— Кто подойдет к воротам — на того выльем смолу!

Толпа остановилась…

.

— Князь! Хватит терпеть! — сказал Добрыня Владимиру.

.

Руссы взялись за лестницы.

Стратиг, забыв, что ему, измученному как все жаждой, положено хрипеть, зычно командовал на стене:

— Масла не жалеть! Лей, лей масло на дрова.

Масло было из его личных кладовых. Не жалея, его лили на дрова. И они грозно и одушевляюще загорались под котлами. Над расплавленной смолой тянулись косые, отклоняемые ветром, полосы дыма. Чад, чернота, копоть.

Считалось, что Херсонес — свободный город. Что все собираемые налоги остаются тут. Но так считал только плебс, низы. Стратиг-то знал, сколько стоит Херсонесу свобода.