– Я был у Пета на вилле, – сказал, подошедший к ним, Тигеллин. – и сказал ему, что это Тит фактически осудил невиновного человека, чтобы защитить дядю. Он ответил, что в подлости Флавия никогда не сомневался. – и Офоний, глядя на Тита, оскалился.
– Ты не прав, «префект». – с сарказмом вмешался император. – Тразея говорил и продолжает говорить про меня гадости, его надо арестовать и казнить!
– Да про тебя гадости говорят все и везде, ты что, хочешь, чтобы я весь Рим истребил? Сам, если хочешь его и арестовывай. – высказался Тигеллин. – Он будет сейчас в сенате.
Они подошли к железным дверям в узорах, которые открыли привратники, восхваляя императора. Зайдя в помещение, услышали разговоры и смех доносящиеся из зала заседания. Один из охранников, стоящих при входе, дал знак рукой, и глашатай в зале громко произнес:
– Уважаемые сенаторы, давайте поприветствуем божественного императора нашего Нерона!
Цезарь гордо вошел со своими приближенными в овальный мраморный зал с золотой росписью. Все сенаторы встали и зааплодировали. В центре стояла статуя Рома – бога Рима. В форме овала были сделаны несколько рядов мраморных сидений, на которых лежали бархатные подушки. Часть нижних мест предназначалась либо для гостей, либо, как сейчас, для окружения императора. Сам же император направился к своему трону, где рядом находились кафедры двух консулов. Посередине зала стоял консул64
Плавтий Латеран – пятидесяти лет, но уже седой. Вид у него уверенный и гордый, однако глаза выражали какую-то тревогу:– Итак, когда мы поприветствовали нашего всеми любимого владыку, перейдем к делу, из-за которого мы и собрались: заговор, который чуть не погубил императора. К сожалению, главный виновник покончил с жизнью, так и не дождавшись решения суда. Однако, его супруга должна получить по заслугам. Но, она сейчас больна и не смогла прийти к нам.
– Ты ошибаешься, Плавтий! – выкрикнул Офоний. – Галла пришла, как и многие другие заговорщики!
Латеран невозмутимо посмотрел на него:
– Тогда введите ее. – четко произнес консул. – Однако, напомню, что сенат выслушает только Сатрию Галлу, а других слушать не будет, потому что для этого есть преторы в базиликах. Мы же разбираем дела лишь самых важных обвиняемых.
– Это решать императору, а не тебе, или ты возомнил себя выше его? – не прекращал перепалку Тигеллин.
В зал ввели Сатрию, которая хоть и держалась с прежним достоинством, но внешне очень изменилась, была измученной и усталой. Плавтий, увидев ее, спросил:
– Ты обвиняешься в измене, что можешь сказать в свою защиту?
Она внимательно посмотрела в его глаза и, улыбнувшись, произнесла:
– Будь у меня возможность вернуть время назад, я бы точно приняла участие в этом заговоре и знала бы кто предатель, а кто нет. У меня есть право на юриста, почему ко мне его не допускают?
– Император уже обвинил тебя и осудил на смерть, а значит никто тебе уже не нужен. – затем, обращаясь к присутствующим, объявил: – Так как мы находимся здесь, то я обязан попросить сенаторов проголосовать за осуждение ее и других участников, либо за помилование.
Абсолютно все сенаторы подняли руки за смертную казнь.
– Теперь, по просьбе императора, мы должны утвердить закон. Каждый, кто будет подозреваться в заговоре против Нерона, будет арестован, либо казнен без суда. Этот закон уже зафиксирован как срочный, теперь осталось проголосовать!
Все были в ужасе от такого проекта, фактически он развязывал руки Тигеллину, который мог без доказательств арестовать и казнить кого вздумается. В этот раз большая часть проголосовала против. Нерон, сидел молча до голосования, и после, никак не реагируя. Один Офоний не выдержал и закричал:
– Да как вы смеете, этот закон предложил сам император. Время республики, как вы помните, уже давно прошло. Сейчас главный Нерон и если вы со второй попытки не проголосуете за, он подпишет его и без вашего согласия, вы что не знаете правил?
Сенаторы, конечно, знали, что это все это фарс. Достаточно было сказать императору: «Я утверждаю!» и голосование сената не будет иметь никакого значения, ведь все законопроекты, принятые ими, должны утверждаться цезарем, однако они видели пассивность повелителя в этом, значит, могли и сами не голосовать.
– Уважаемый Тигеллин. – сказал сенатор Гай Страбон, вставая с сиденья. – Если сенат примет этот закон, какова вероятность того, что мы сами можем под него попасть?
– Если вы чисты, так чего вам бояться? Если вина не доказана, то любой будет на свободе, это же естественно!
Раздался громкий хохот, и все посмотрели на Галлу.
– Моя вина не доказана, а меня уже осудили, это и есть ваша справедливость? – смеясь, спросила Сатрия.
– Увести ее вон, быстро! – снова закричал Офоний. – Почему она еще здесь?
Когда женщина покинула зал, он продолжил:
– Проголосуйте и я обещаю, сенаторов мы не тронем!
На сей раз уже большинство сенаторов расхохоталось, многие выкрикивали:
– Ты хочешь потом на нас свалить хаос в Риме, да? Пока существует сенат, он никогда этого не примет!