Падение Хронополиса

Хайт, наливавший себе вторую порцию, поднял на Этона резкий взгляд:

— Вас это уже никак не касается, капитан. Вы забыли свою роль, и я вам ее напомню. Вы исполнили свой долг.

Он произнес ключевую фразу, снимающую запрет с внушенного желания смерти, и у Этона закружилась голова. Что-то бешено билось в сознании, желая выразить себя. Но Этон подавил этот порыв. Это была ментальная судорога, борьба. Потом спокойствие.

— Что произошло? — тихо спросил Хайт.

Этон закрыл глаза. Потом снова открыл.

— Вы не должны были позволять мне жить более часа. А я провел здесь три дня. Смертельная команда утратила силу.

— Команду, внедренную под гипнозом, забыть невозможно.

— Это была не команда, всего лишь внушение. Его сила связана с пребыванием в страте. А я вышел из страта три дня назад.

Хайт кивнул:

— Я предвидел, что подобное может случиться. — Хайт повертел стакан, и на лице его отразилось любопытство. — Вы знаете, иногда попавших в страт людей удавалось оттуда извлечь, но они уже никогда не могли оправиться. Есть, правда, случаи, исхода которых я не знаю — когда этих людей брала под опеку Церковь, и они проводили остаток жизни в ее монастырях. Бедняги.

— Сейчас я был в страте второй раз. Первый раз я видел его, когда погиб «Молот Империи».

— И вы думаете, что адаптировались к нему?

— Может быть, сэр.

Этон видел у Хайта растущую одержимость стратом, но самого его больше интересовала прежняя тема разговора.

— Сэр, мы должны сделать все, чтобы Наместник понял серьезность положения. Война должна быть остановлена.

— Мы должны? Разве вы не слышали, как я только что произнес вам смертный приговор? Или вы пытаетесь спасти свою шкуру?

— Я не пытаюсь спасти свою шкуру. Это ваши действия привели к тому, что обычная процедура… не удалась. Но я по-прежнему желаю подвергнуться казни, если вы исполните мое последнее желание.

Этон говорил ровным, но настойчивым голосом.

— И в чем оно состоит?

— Позвольте мне присутствовать на аудиенции у Наместника. Позвольте мне изложить дело гегемонцев так, как сделали бы они сами. Откровенно говоря, мне кажется, что вы этого не сделаете.

— Вы считаете, что я буду вводить Наместника в заблуждение?

— Сэр, я уверен в том, что Империя в опасности, в смертельной опасности. Вы понимаете весь ужас хаоса, который может быть вызван искривителем времени — а ведь устройство было использовано только на малой мощности! — но ваша реакция — реакция воина: сражаться и разбить врага. Но если взглянуть со стороны, то действиям Гегемонии есть некоторые оправдания. Наша победа не стоит того напряжения, которому мы подвергаем структуру времени.

Хайт шагнул к Этону. Бешеные эмоции сменяли друг друга у него на лице.

— Ты хочешь продать нас врагу!

— Мы должны договориться с Гегемонией! Иначе Империя сама может погибнуть!

Адмирал замер и удивленно уставился на Этона:

— Ха! Так вы всерьез думаете, что Империя может быть повержена? Но ресурсы Империи неисчерпаемы! Все известные нам государства занимают не больше одного Узла во времени. У Империи их семь! Это означает в семь раз большую промышленную мощь и в семь раз больше людских ресурсов, чем у любого возможного противника. И сила наша все время растет. — Адмирал покачал головой. — Нет, Империю победить невозможно.

— Вы говорите об ортогональном времени. Но я видел страт, а вы — нет. Все, что мы имеем, может исчезнуть в мгновение ока.

— К букету ваших преступлений вы добавляете ересь, — отозвался Хайт с растущей злобой.

Этон с горечью понял безнадежность своих попыток и все же ответил хриплым голосом:

— В вашей передаче Наместник не получит ясного представления о намерениях гегемонцев.

Хайт зарычал, смерив Этона взглядом с головы до ног.

— Да кто вы такой, чтобы меня учить? — зарычал, оскалившись, Хайт. — Все ваши доводы — это просто уловки, чтобы спасти свою шкуру! Так вот, послушай, мальчик, есть такое слово — долг! Даже Наместник может делать дурацкие ошибки. Кто такой Филипп? Просто старый дурак. Но на чем держатся Иксианы, что сплотило вокруг них Империю? Это долг, идеал, состоящий в служении Империи. Ради этого идеала люди отдают жизнь. Идеал — это и есть главная сила Империи. А кто такой ты? Что ты можешь понимать в этой силе? — Голос Хайта поднялся до яростного рева. — Ты преступник, предатель и трус! Но ты имеешь дело со мной, с верным слугой Империи!

Этон побледнел, но стоял прямо.

— До сих пор я не мог решить, что с вами делать. — Хайт взял себя в руки. — Теперь я понимаю, что все равно вас убью.

Этон отшатнулся. Его рука нырнула за отворот мундира и появилась обратно с лучевым пистолетом, найденным в кабинете Хайта.

— Я настроен решительно, адмирал. И не отступлю, по крайней мере до тех пор, пока не поговорю с полковником Анамандером. Может быть, он со мной согласится.

— А может быть и нет. Это не имеет никакого значения, но он не согласится, — ответил Хайт, презрительно глядя на пистолет.

Этон неуверенно наставил пистолет на Хайта:

— Держите руки так, чтобы я их видел, сэр.

— Мне пистолет не нужен. У меня есть другое оружие, приставленное точно к вашему сердцу: ваш собственный блуждающий нерв.