Падение Левиафана

Она не синхронна с БИЧ, проплывает за спиной. Мы наблюдаем падение активности червоточины в артефакте, а она набирает силу; и: У объекта два то же самое. Кто-нибудь понимает, что мы тут наблюдаем? Мягкий усталый взгляд находит ее, и находит его, и находит их. Спящая пытается проснуться, но другой сутулится, будто пряча что-то на покрытой черными шрамами груди. Пусть продолжают, – говорит доктор Окойе.

И третий слышит ее их ушами, и улыбается, и склоняет бычью голову – лобастую, огромную, не знающую времени.

Не буди беду, пока нет беды, – безмолвно говорит спящая. А вот и беда, полным-полно.

В этой войне нельзя было победить, – говорит третий. – Но война шла. Солдатиков из папиросной бумаги и шоколадной фольги разметывали их собственные пушки. А они делали пушки. Они были паутинкой перед камнепадом, и, несмотря на их ум, их порвали. Спящая видит и слепнет.

– Черт! – вскрикивает доктор Окойе, и третий обращается к ней:

– Я бы дотянулся до вас, если бы вы помогли. Но даже эти разбитые сосуды, как они ни великолепны, теперь не выдержат трудов. Моих трудов.

– Ладно, пусть так. Но каких «трудов»?

– Что есть империя, как не человечество, руководимое одним разумом? Я был прав, но мыслил слишком мелко. Я видел, насколько нам надо вырасти.

– Не по вашему образцу.

Рогатый бог выдыхает голубое пламя, и оно живет и угасает в мгновение, равное геологической эпохе.

– В нашем распоряжении есть инструменты, доктор Окойе. Инструменты, созданные против врага с третьей стороны врат. Я… учусь. Я добился кое-каких успехов. В этой войне мы могли бы победить, но пришлось бы измениться.

– По-видимому, вы утверждаете, что прекращение вызванных обитателями врат провалов сознания и перемен в основных физических законах – ваша заслуга. Это так?

– Мы не сильнее, чем были они. Но мы из низшей материи. Мы созданы из праха, и в этом наша сила. Те были хрупкими, мы прочны. У них был меч, но недоставало силы его поднять. Я отыщу этот меч и оставленную ими карту.

– Я что-то сбилась. Меч?

– Они создали, но не сумели эффективно использовать инструменты, препятствующие проникновению врага в то, что мы называем вселенной. Но эти инструменты существуют, и полагаю, мы способны их применить.

– Это я, кажется, поняла. Хотя бы в общих чертах.

– Чтобы получить полный доступ к их инструментам, мы должны в большей степени уподобиться им. Мы должны из миллиардов отдельных единиц стать единством. Я изучаю и вопрос, как этого достичь.

– Вы… хотите сказать, мы должны превратиться в ульевый разум?

– Да. Взаимосвязанный, со свободным током мыслей и воспоминаний между узлами. Сметены все наши иллюзии индивидуальности. Мне представлялось, что империя – наиболее приближенное к этому состояние. Но… – третий, как бы извиняясь, указывает на себя, – теперь я представляю большее. Это хорошо. Мы спасемся.

– А останемся ли людьми?

– Мы будем лучше того.

И его черно-голубой выдох задувает свет разума и уходит.

Так! Все показания датчиков ко мне. По «Соколу», по БИЧ. По кольцам. Все, что есть. Сведите все в систему. Я должна понять, что это было, и немедленно. Еще один голос. Другой голос. Как это странно – иметь разные голоса. Леди и джентльмены, вы все слышали начальника группы. Действуем по плану. Не время расслабляться.

Спящие открывают глаза, и ничего не меняется.

Глава 30. Элви

– Это хорошо, – сказал Дуарте. – Мы спасемся.

Элви внимательно рассматривала его. Он не выглядел призрачным. Плотный и настоящий, как все присутствующие. Похудел с лаконских времен. Жилка на виске – как голубая гусеница под кожей. Подумалось: если бросить ему ручной терминал, сумеет поймать? Хотелось проверить, но был риск нарушить связь, а на это она не решилась.

– А останемся ли людьми? – спросила она.

Дуарте грустно улыбнулся:

– Мы будем лучше того.

И исчез. Сотрудники со всех сторон круглыми от страха глазами уставились на место, где только что видели верховного консула Лаконии. Тишина: гул вентиляции, бормотание приборов, тиканье собственного пульса в ушах. Элви склонила голову, набрала в грудь воздуха и гаркнула, как сержант на плацу:

– Так! Все показания датчиков ко мне. По «Соколу», по БИЧ. По кольцам. Все, что есть. Сведите все в систему. Я должна понять, что это было, и немедленно.

Еще одно долгое мгновенье никто не шевелился. Слишком ошарашены, чтобы понимать такую простую человеческую штуку, как слова.

Первым опомнился Ли: