Падение (ЛП)

Пожилая женщина одета в халат и тапочки, ее спина сгорблена, темные волосы туго стянуты на макушке.

— Пойдем, — тихо говорит она, жестом приглашая нас войти.

Я разворачиваю Коди и провожаю его в квартиру, изо всех сил стараясь не обращать внимания на сопротивление, которое чувствую, когда прижимаю руку к его плечам.

Муж Неды спит в кресле в нескольких футах от нее, а по телевизору все еще показывают иранские новости. В квартире пахнет чем-то восхитительным: чесноком, помидорами и пьянящей смесью экзотических специй, от которых мой желудок урчит от голода. Я не помню, когда в последний раз ела нормальную еду.

— Как поживаете, Миссис Эйзади? — шепчу я. — Как Амон?

Она машет рукой в сторону храпящего мужа.

— Хорошо-хорошо.

Остановив нас в дверях, Неда запахивает халат и наклоняется, чтобы поцеловать Коди в обе щеки. Обеими руками обхватывает его лицо и улыбается ему.

— Привет, азизам (прим. от таджикского "дорогой"), — говорит она, ее лицо смягчается, и морщинки появляются в уголках глаз, когда она улыбается.

Игнорируя свой возраст и старые скрипучие кости, она поднимает моего сына и усаживает на бедро, он сразу же кладет голову ей на плечо. Я с завистью наблюдаю, как его веки опускаются, и он обхватывает мягкую игрушку. Неда улыбается.

Наклонившись, я целую сына в макушку.

— Спокойной ночи, малыш, — шепчу я, целуя его в щеку.

Его кожа пахнет пеной для ванны, и я вдыхаю полной грудью.

— Пока, мам, — тихо говорит он, устало вздыхая и утыкаясь лицом в шею Неды.

Вид того, как он прижимается к ней, посылает крошечный треск в мое сердце. Проглотив боль, я отступаю, игнорируя негодование, которое гноится в моей груди. Хотя я благодарна старой леди за все, что она делает для меня, я обижаюсь на нее за то, что она может смотреть, как мой сын засыпает, когда я не могу.

— Я вернусь утром.

Старушка кивает, успокаивающе поглаживая Коди по спине. Его ноги в носках болтаются у нее на талии, когда она провожает меня до двери. Я поправляю сумку на плече, сжимая ремень, чтобы не выхватить моего мальчика из ее рук.

— Он уже почистил зубы, — говорю я, она кивает. — И принял ванну, — она снова кивает. — Ох, и не забудьте про ночник.

— Хорошо. Все в порядке, — говорит она с улыбкой.

Чтобы не передумать, я протягиваю руку и сжимаю пальцы на ноге Коди, прежде чем проскользнуть в коридор. Дверь квартиры закрывается, и я слушаю, как щелкают замки, пока не остаюсь одна в коридоре, где нет ничего, кроме запаха поднимающейся сырости и жужжания ламп над головой.

Устав, я прислоняюсь к стене, опустив голову.

Расставаться с Коди всегда нелегко, но почему-то сегодня мне кажется труднее, чем в остальные дни. Может быть, это потому, что приближается его день рождения. Мой ребенок – маленький мальчик, который четыре года назад изменил мой мир – становится старше. Я скучаю по мягкой головке, прижатой к моей груди, по запаху его детской кожи, по его теплому весу в моих руках, когда он спит.

Но наблюдать, как он растет, наблюдать, как он становится самостоятельным маленьким человеком – награда.

С каждым днем он взрослеет и скоро поймет, что у него нет игрушек, как у других детей, что его одежда изношенная, и что мы живем в дерьмовой двухкомнатной квартире с прерывистой горячей водой и без отопления. Он будет все больше и больше понимать, что, хотя я делаю все возможное, я никогда не смогу дать ему все, что нужно.

Именно это – мысль о том, что Коди будет думать обо мне, как о неудачнице – давит на меня изнутри, выдавливая воздух из легких и заставляя желудок сжиматься.

Моя рука скользит к мягкой сумке, перекинутой через плечо, где под слоями одежды лежит счет за аренду с надписью «просрочено» красными чернилами.

Работать на двух работах шесть дней в неделю – это не то, что я себе представляла. Но с долгами, висящими над моей головой, стоимостью воспитания ребенка и жизнью в городе, я делаю все возможное, чтобы свести концы с концами.

Тем не менее, этого недостаточно. Этого никогда не бывает достаточно.

Как бы ни было больно мне это делать – проводить все время вдали от Коди, когда он так мал, – я делаю то, что должна, чтобы у него была крыша над головой. Чтобы у него было достаточно еды. Чтобы на нем была одежда. Чтобы он смог пойти в школу и, может быть, вырасти лучше, чем я.

Входная дверь захлопывается на первом этаже, звук эхом разносится по лестничной клетке. Вздохнув, я отодвигаюсь от стены, запирая все эти ужасные мысли за своей стальной решимостью.

Деревянная лестница скрипит, старое дерево прогибается под ногами. Сквозь звук телевизора из квартиры 2А я слышу тяжелые шаги, и когда достигаю лестничной площадки, я вижу Джастина, который живет через несколько дверей от меня. Его плечи сгорблены, на голове черная вязаная шапочка. Я слышу звон мелочи в кармане, когда он делает каждый шаг, и металлический звук музыки, эхом отдающийся от наушников, которые болтаются у него на шее.

Не поднимая глаз, он замедляет шаг, когда я приближаюсь, и отходит в сторону. Лестница узкая, едва три фута. Ему приходится прижаться к стене, чтобы пропустить меня.