Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920

Лорд Китченер сохранил за собой пост военного министра и остался самой влиятельной фигурой в новой комиссии. (Парадоксально, но вину за поражение при Галлиполи по сей день продолжают возлагать на Черчилля, несмотря на тот очевидный факт, что ключевым лицом, принимавшим все решения в этой операции, был военный министр.) Китченер представил комиссии три возможных варианта действий: во-первых, Великобритания и ее союзники могли отказаться от продолжения Галлиполийской кампании и убраться с полуострова; во-вторых, направить на полуостров крупные силы, чтобы сокрушить османскую оборону и одержать решительную победу, и, в-третьих, продолжать перебрасывать подкрепления небольшому корпусу под командованием сэра Иэна Гамильтона в надежде на медленный, но неуклонный прогресс.

Члены комиссии исключили вариант с полным уходом с Галлиполи. Они боялись, что, признав свое поражение в этой громко разрекламированной кампании, они тем самым подтолкнут до сих пор не определившиеся балканские государства на то, чтобы выступить против держав Антанты и, по словам одного официального британского историка, «почти наверняка спровоцируют подъем религиозных восстаний по всему мусульманскому миру». Последнее показывает, что умы военных стратегов Антанты по-прежнему занимал османский призыв к джихаду. Однако члены комиссии затруднялись сделать выбор между масштабной операцией и сохранением статус-кво — главным образом потому, что не знали, насколько крупные силы требуются, чтобы сокрушить турок на Галлиполийском полуострове, а также сколько времени займет переброска этих сил. При этом любая задержка была на руку османам и их немецким союзникам, позволяя выиграть драгоценное время, чтобы укрепить свою оборону и сделать Галлиполийский полуостров почти неприступным[301].

В конце концов Китченер отдал свой голос за переброску крупного подкрепления и активную военную кампанию. Главнокомандующий Средиземноморскими экспедиционными силами сэр Иэн Гамильтон попросил три свежие дивизии (в период Первой мировой войны британские дивизии насчитывали от 10 000 до 15 000 человек), что, по его оценкам, позволило бы союзным войскам вырваться за пределы бухты Анзак и завершить завоевание полуострова. На заседании 7 июня Дарданелльская комиссия утвердила предоставление трех запрашиваемых дивизий, а в конце июня Китченер добился отправки еще двух дивизий, чтобы обеспечить Гамильтону необходимый численный перевес для окончательной победы на Галлиполи. Первые подразделения должны были прибыть на полуостров уже в начале августа.

За лето 1915 года британские и французские солдаты изрыли ландшафт Галлиполийского полуострова разветвленной сетью траншей. Французы в своем секторе перемещались к огневому рубежу по широкой соединительной траншее с оптимистичным названием «Авеню де Константинополь» (Константинопольская авеню), а возвращались с него по параллельной траншее, названной «Авеню де Пари» (Парижская авеню). Британцы также давали своим окопам остроумные названия. Траншея «Риджент-стрит» шла на юг от линии фронта, мимо «Площади Пикадилли» и «Оксфорд-стрит». Самое сложное перекрестье траншей солдаты окрестили «Клэпхем Джанкшн» — по названию крупной железнодорожной станции в Лондоне. Десятки более мелких траншей были названы в честь полков, которые в них сражались: «Ланкашир-стрит», «Мюнстерская терраса», «Эссексский холм», «Вустерская равнина». А самые остроумные названия были оставлены для самой линии фронта: «Гайд-Парк», «Мейн-стрит» (Главная улица) и, наконец, самый опасный участок — «Хоуп-стрит» (Улица надежды)[302].

Но шутливые названия не могли замаскировать ожесточенность развернувшегося здесь противостояния. Те, кому довелось воевать на Западном фронте и на Галлиполи, могли сравнивать их. «По мнению всех, кто воевал на обоих фронтах, османский фронт гораздо хуже французского», — писал домой французский капрал Жан Леймонри в июне 1915 года. Британцы были того же мнения. «Во Франции, если не было приказа идти в наступление, пехотинцы могли спокойно жить по несколько месяцев, не сделав ни единого выстрела и не подвергаясь ни малейшему риску получить снайперскую пулю, — писал А. П. Герберт. — На Галлиполи же турки и союзники обстреливали друг друга из винтовок и артиллерийских орудий днями напролет, а с наступлением темноты вылезали из окопов и шли друг на друга в штыковую атаку. Солдатам приходилось все время быть начеку, не зная ни минуты передышки»[303].

Жизнь в окопах стала тяжелейшим испытанием для солдат, она подрывала физическое и психическое здоровье тех, кто не был убит или ранен. Описанный Гербертом опыт на Галлиполи в одинаковой мере относился как к британцам и французам, так и к туркам. Захватчики и защитники разделяли общие ужасы и тяготы окопной войны.