Падение Османской империи. Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920

Хотя эту стратегию часто называют «джихадом, сделанным в Германии», многие светски настроенные младотурки также поддерживали идею использования религиозного фанатизма в борьбе против Антанты. Энвер оценил всю силу ислама во время войны в Ливии в 1911 году. Перед отправкой в Ливию он призывал к партизанской войне против итальянцев, но, оказавшись на месте и столкнувшись с местным населением, постепенно начал рассматривать этот конфликт с точки зрения джихада. В своих письмах Энвер описывал арабских воинов в Ливии как «фанатичных мусульман, которые считают смерть от руки врага даром Аллаха» и отмечал их преданность халифу и ему лично как зятю халифа. Джемаль-паша также рассматривал ислам как ключевое связующее звено между арабами и турками и считал, что религиозная война будет способствовать укреплению этой связи. Джемаль утверждал, что «большинство арабов без колебаний пойдут на любые жертвы в этой великой войне за освобождение исламского халифата». Таким образом, влиятельные члены руководства партии «Единение и прогресс» были убеждены в том, что джихад, мощное оружие раннего ислама, может быть возрожден и использован как источник силы в грядущем конфликте с великим европейскими державами[68].

Но каковы бы ни были надежды, возлагавшиеся на джихад, главной целью младотурков было как можно дольше удержать Османскую империю от вступления в войну. На протяжении всего августа и сентября 1914 года османские официальные лица искали всевозможные оправдания своему бездействию перед все более нетерпеливыми немцами. Главным предлогом была незавершенная мобилизация. Если они нападут на Россию, прежде чем их армия будет приведена в полную боевую готовность, утверждали османы, они рискуют потерпеть поражение, что сделает их скорее обузой, нежели полезным союзником, для Центральных держав. Османы неизменно подчеркивали перед немцами, что по-прежнему рассматривают Россию как основную угрозу для существования своей империи. Однако младотурки умалчивали о том, что в своей попытке устранить российскую угрозу они предложили заключить тайный союз самой России — известие, которое непременно привело бы к разрыву с их новым европейским союзником.

Энвер-паша, самый рьяный сторонник союза с Германией, был первым, кто заговорил о возможности альянса с Российской империей. Пятого августа, спустя всего три дня после заключения тайного соглашения с немцами, Энвер ошеломил российского военного атташе в Стамбуле, генерала М. Н. Леонтьева, предложением заключить российско-турецкий оборонительный союз. К переговорам присоединились великий визирь Саид Халим и соратник Энвера Талаат-паша, а также российский посол М. Н. Гирс. Османы хотели получить от русских гарантии территориальной целостности Османской империи, а также содействие в возвращении трех островов в Эгейском море и Западной Фракии, захваченной Болгарией в ходе балканских войн. В свою очередь, османы обещали полную военную поддержку в военных усилиях Антанты и увольнение всех немецких офицеров и техников, работавших в Османской империи. Энверу, Талаату и Халиму удалось убедить российского посла и военного атташе в искренности своего предложения, и оба российских чиновника пообещали выступить в поддержку предложенного Турцией альянса[69].

Посол Османской империи в Санкт-Петербурге Фахреддин-бей обратился к российскому правительству с просьбой рассмотреть возможность русско-турецкого союза. Он объяснил министру иностранных дел Сергею Сазонову, что османы хотят получить территориальные гарантии и обещание русских не поддерживать националистические устремления армян в Восточной Анатолии. Однако ни османскому послу, ни российскому послу в Стамбуле не удалось убедить Сазонова. Тот отказался оставлять проект армянских реформ и верить обещаниям Энвера порвать с Германией. Максимум, на что был готов пойти Сазонов, да и то при поддержке союзников России по Антанте, — это гарантировать территориальную целостность Османской империи в обмен на нейтралитет в войне. Но такие гарантии не позволяли османам вернуть их территориальные потери в Эгейском море и Фракии и не защищали их от российских амбиций по окончании войны.

Тот факт, что Сазонов подтвердил приверженность России проекту армянских реформ, только усилил опасения османов по поводу будущих планов расчленения их империи. Таким образом, договоренность с Германией осталась лучшим из возможных вариантов, и в конце августа османы вернулись к своим особым отношениям с Центральными державами. Между тем обращение младотурок за поддержкой к России наглядно показывало, как далеко они готовы были зайти, чтобы остаться в стороне от европейского конфликта.