После тщательного размышления Лиман и его турецкие офицеры выделили на полуострове три зоны, наиболее слабые с точки зрения противника: мыс Геллес, мыс Арибурну и Булаир. Южная оконечность полуострова вокруг мыса Геллес была удобным местом для высадки десанта, поскольку союзные корабли могли вести обстрел побережья с трех сторон сразу. Побережье к северу от мыса Арибурну (впоследствии получившее название бухты Анзак) также было хорошей точкой для десантирования, находившейся всего в 8 км от Дарданелл. Если бы союзникам удалось захватить линию от Арибурну до города Майдос (современный Эджеабат), расположенный на берегу пролива, они отрезали бы южную часть полуострова и османские войска оказались бы в ловушке. Однако самым уязвимым местом, по убеждению Лимана, был Булаирский перешеек в северной части, где ширина полуострова составляла всего 3 км. Успешная высадка в Булаире позволила бы союзникам отрезать весь полуостров и занять позиции, которые обеспечили бы им доминирование в Мраморном море и дали возможность перерезать жизненно важные морские пути снабжения и сообщения с Пятой турецкой армией в проливе. Оценив все риски, Лиман решил разместить по одной дивизии в каждой из трех уязвимых точек — на мысе Геллес, на мысе Арибурну и в районе Булаирского перешейка.
Османские войска принялись поспешно рыть оборонительные траншеи и перегораживать подходы к побережью затопленными проволочными сетями, чтобы помешать высадке десанта. Поскольку британские самолеты не переставали кружить над полуостровом и направлять огонь кораблей союзников в те места, где велись работы или наблюдалось скопление османских войск, турки были вынуждены вести бо́льшую часть оборонительных работ в ночное время. К середине апреля защитники вырыли километры траншей с замаскированными пулеметными огневыми точками и артиллерийскими батареями, направленными в сторону моря. Работы продолжались вплоть до самого вторжения, которое, судя по массовому скоплению кораблей и солдат в Мудросской гавани, должно было начаться со дня на день.
После скучной лагерной жизни в Египте большинство солдат АНЗАКа с радостью погрузились на корабли, чтобы отправиться на Галлиполи. Единственные, кто сделал это с сожалением, были кавалеристы, вынужденные оставить своих лошадей в Египте. Полуостров с его скалистым побережьем и гористой местностью совершенно не подходил для кавалерийских атак.
Солдаты писали домой письма, полные предвкушения боевой славы. Капрал Мостин Прайс Джонс из новозеландского Кентерберийского батальона в письме к матери с восхищением описывал увиденное им в Мудросской гавани, куда их транспортный корабль вошел 16 апреля 1915 года: «Перед нами были десятки транспортных судов, перевозящих британские, французские, австралийские и новозеландские войска, которые рвались в бой. Еще мы увидели сотни крейсеров, дредноутов, супердредноутов, подводных лодок, эсминцев и торпедных катеров. Это было потрясающее зрелище». Демонстрация военной мощи вызвала у капрала чувство гордости и уверенности в победе. «Это позволяет осознать всю великую мощь НАШЕЙ Империи, а мысль о том, что ты являешься частью (пусть даже небольшой) этого священного и огромного братства людей вызывает глубочайшее волнение и невероятную гордость». Джонс и его товарищи были уверены, что их ожидает величайшее приключение в их жизни[233]
.Командование Средиземноморскими экспедиционными силами старательно пыталось представить приближающуюся битву как рискованное, но увлекательное предприятие. В ночь перед высадкой командующий экспедиционным корпусом сэр Иэн Гамильтон обратился с воззванием к «солдатам Франции и Королевства», в котором назвал предстоящую операцию «самым невиданным приключением современной войны». Эта бравада была призвана вселить мужество в солдат накануне битвы. Однако в не меньшей степени она отражала иллюзии военачальников, которые зачастую были столь же неопытны в ведении «современной войны», как и солдаты, которых они вели в бой.
Для турок же Галлиполийская операция была далеко не приключением. Это был вопрос жизни и смерти. Чтобы укрепить решимость своих офицеров, командующий османскими войсками в Арибурну полковник Мустафа Кемаль произнес свою знаменитую речь: «Я не приказываю вам атаковать, я приказываю вам умереть! Пока мы будем умирать, другие солдаты и командиры смогут прийти и встать на наши места». Для десятков тысяч турецких солдат слова будущего Ататюрка оказались трагическим пророчеством[234]
.Лунной ночью 25 апреля корабли союзников выдвинулись к своим позициям. Они шли в полной тишине, с потушенными огнями, чтобы не выдать свое приближение. Места высадки сохранялись в строжайшей тайне и были известны только командующим союзными войсками. Расчет делался на то, чтобы застать противника врасплох, сокрушить его оборону и закрепиться на плацдарме, позволив остальным силам вторжения выгрузиться на берег в относительной безопасности.