Падение полумесяца

Вроде как я уже упоминал о крайней тупости тех, кто рассчитывал на какое-либо мирное сосуществование с ордой полубезумных, а то и без приставки «полу» созданий? Так вот этого добра хватало во многих местах, от Стамбула до того самого Иерусалима. И если в Стамбуле недавно случившееся назвали Большой резнёй, то в Иерусалиме обошлись без названия. Однако крови там пролилось тоже предостаточно. Чьей? Тут надо было посмотреть немного в прошлое, аж в те времена, когда по земле топала и оскверняла её своими лапками такая всем известная пакость как Франциск Асизский, основатель францисканского Ордена. Стоит заметить, что месил ногами песок по эту сторону Средиземного моря он в 1219 году, что весьма немаловажно для пущего понимания ситуации. Почему так? Дело все в том, что Иерусалим пал под натиском Саладдина аж в 1187 году, а значит немало крестоносцев и мирных жителей погибло, было пленено и вообще для европейцев настали очень тяжелые времена. Более того, аккурат в 1219 году султан Дамаска, некто Аль-Муаззам, и вовсе сравнял с землёй стены города. Зачем? А просто на всякий случай, чтобы лишить возможно появившихся тут в будущем крестоносцев возможности укрепиться.

Ну да сейчас не о Крестовых походах и их видении с разных сторон, а о собственно Франциске Асизском, который как раз в 1219 году околачивался по дворам магометанских правителей и в особенности султана Египта Малика аль-Камиля. Смысл? Всячески пресмыкаясь и показывая безобидность, покорность и полную ничтожность как свою, так и его собратьев по Ордену, он выпросил у султана возможность присутствия во многих занятых мусульманами городах. Естественно, на правах полной безвредности и подчинения. Знакомо, не правда ли? Подобные забавы были в ходу у разного рода монахов раньше и продолжались… да постоянно. Для них главным было иметь возможность пасти покорно блеющих овечек, а уж то. что при этом придётся целовать грязные сапоги иноверцев… Это они считали мелочью, недостойной своего просветлённого внимания. Воистину философия и психология рабов, больше и сказать то нечего.

Ну а уж потом, ближе к концу века, вползшее на Святой Престол очередное францисканское пресмыкающееся под именем Николай IV окончательно показало мамлюкскому султану и прочим магометанским правителям, что тогдашний Святой престол и сидящий на нём понтифик есть никто, звать его никак и место этому ничто аккурат у края выгребной ямы, наполненной самым смердящим дерьмом, которое только можно найти. Почему столь сурово? Всё просто и банально. У тебя, морда твоя в тройной тиаре, почти век назад жёстко отжали главную святыню, по сути выперли с завоеванных земель, покрытых своей и чужой кровью. И каков результат? Ты, падаль пресмыкающаяся, униженно молишь врага, чтоб он позволил проводить на твоей святой земле религиозные обряды. На полном серьёзе просишь, считая успех в подобных, с позволения сказать, переговорах, великим достижением. И как к подобному червю навозному относиться можно и нужно, кроме как с великой брезгливостью? То-то и оно, что никак, если ты сам человек с гордостью, честью и вообще чувством собственного достоинства.

Вот с той поры и пошло поехало. Николай IV по сути дал отмашку на полное, тотальное умиротворение, задабривания врагов всея Европы. И многие слабые духом на это пошли, поскольку теперь можно было не стыдиться подобного. Как же, сам викарий Христа подобное творит, а значит и нам, его верной пастве, то же самое делать не грешно. Тьфу! И пошло-поехало. Службы в Храме Гроба Господня и Пещере Рождества. Выкуп на Сионе участка, потом получившего название Францисканская Кустодия Святой земли. Базилика Рождества Христова в Вифлиеме и ещё несколько подобных, но уже менее значимых мест. И везде, вот прямо везде шныряли пронырливые, словно крысы, францисканцы, чувствовавшие себя чрезвычайно вольготно, получавшие немалые выгоды от богатых паломников, а заодно пытавшиеся распространить своё особое влияние на греков, коптов, эфиопов и прочие общины по эту сторону Средиземноморья.

Очень хорошо они себя чувствовали… до недавних времён. Аккурат до раскола, образования Авиньонского папства и буллы «О церковной реформе». Впрочем, к моменту оглашения буллы францисканцы уже поняли, что с Римом им ну ни разу не по пути, метнувшись под крылышко Папы Авиньонского Юлия II.