Падение Рудры

Грозен при жизни был царь Син-аххе-эриб. Из отрубленных голов и конечностей врагов любил сооружать он высокие пирамиды в честь своего любимого бога Ашшура. А содранной с людей кожей обтягивал стены десятков храмов бога пустыни Ниску. Пленных же не щадя сжигал заживо тысячами.

И вот мертв Син-аххе-эриб и его трон занял Сахердан, сын и любимец народа.

Для изгнанника Давида, сына Товиилова из колена Неффалимова, так звали сего обитателя горной пещеры, правоверного из правоверных, богатого и уважаемого, но потерявшего за преданность вере своих отцов и дедов все, разве только не жену любимую Анну и сына Тория, вот уже без малого пятьдесят дней прячущегося вдалеке от семьи и города – это была самая добрая и волнующая весть.

Иудей, пришедший со своей семьей в числе несчастных тысяч пленных, еще при сильном Навуходоносоре, Давид смог, как немногие из его единоверцев устроиться хорошо на новом месте, при новых хозяевах. Жил вкусно, спал мягко, вдоволь и с удовольствием. Утром слушал соловья и вкушал щербет, обедом ему служил приправленный кумином жирный плов из ребер молодого барашка. Вах, что это были за пловы! Золотистые рисинки окружали со всех сторон строгие своим вкусом зерна барбариса. Сладость кишмиша оттенялась горькой ноткой жгучего перца. Чуть обжаренное и растомленное с дольками курдючного сала мясо благоухало тонким чесночным ароматом. Немногие на его улице могли позволить себе такой роскошный обед, но к счастью, запах с кухни Давида разносился аж по всему кварталу и несколько скрашивал серые будни соседей.

А рыба? Как удивительно готовила рыбу служанка Анны, с легкостью добиваясь необходимой мягкости и сочности. В мире нет такой вещи, на которую бы Давид решился бы променять искусно приготовленную рыбу.

Конечно, все это стоило некоторых денег, но Давид не экономил на своей еде. И это в то время, когда большинство других не могли найти себе достойное существование в чужой земле, а порой и даже куска черствой лепешки на ужин.

Почему так, – спросит кто-нибудь из интересующихся?

Отвечу. Давид, в отличие от буйных и жестоковыйных в своих фантазиях сородичей, быстро смирился со всем новым и непонятным, что его окружало. Принял все как есть. Давид ибн Товиил, как его звали в этой земле, лишь оглядевшись на новом месте, принялся торговать мелким и крупным оптом, поставлять в царские закрома импортное продовольствие. Завел по этому делу влиятельных друзей, наполнил карман свой серебром и золотом. Дорого убрал новый дом: стал своим среди чужих. И «отолсте его уста». Раздался вширь порядочно: ляжки слоновьи, загривок бычий. В общем, устроился на новом месте хорошо.

Единственное, с чем не смог он смириться, так с тем, чтобы оставлять непогребенными тела своих соплеменников, которых принялся убивать царь Сеннахирим, получивший неожиданно «под дых» от сионской крысы.

Задумал, пред тем, царь на предстоящее лето смелую и как ему казалось выигрышную военную кампанию против приморского народа Иври и Арам. Выход к морю всегда пленил умы монархов. Перед походом царь сказал своим пашам и визирям:

– Я хорошо знаю этот народ. Они так любят своего единственного Бога, что целый день недели посвящают только Ему и ничего в этот день не делают. Царь знает, что этот день суббота! В то утро я и брошу свои войска на штурм их главного города Иерусалима.

– Мудро, – лаконично, но неопределенно ответили придворные.

На деле оно почти так и получилось, за исключением того, что, добравшись без особых проблем до места к обеду пятницы, войско за ночь поумирало практически всем списочным составом, оставив Сеннахирима одного воплощать свои гениальные идеи.

Вернувшись домой ни с чем, царь слегка ополоумел.

И вот результат: царь убивал – Давид хоронил, царь неистовствовал – Давид оплакивал. И верноподданный неневитянин, сосед нашего героя, небогатый работяга, но патриот, не заставил себя долго ждать: донес. Верно хотел заработать, но царь сказал себе: за что платить! Ничтожный тот, кто нуждается в негодяях… А деньги и самому нужны! Вон, у девчонок в серале, третий год уже ремонт не доделаем!

Сосед просчитался – и достала его длань злобного Сеннахирима и высохли его безжизненные глаза на жарком восточном солнце и птицы склевали их: воспоминания о двухстах тысячах лучших царских воинов, легших от бубонной чумы в общую могилу под Иерусалимом, подталкивали царя к убийству любого, попавшегося ему на глаза.

Такова была в те дни жизнь! И вот кровожадного царя нет.

Милости Твои, Господи буду петь вечно,

В род и род возвещать истину Твою

Устами моими.