– Видишь? Я прошу, ты делаешь – но ты не обязана. Ты мне, как и самые младшие, как дальние потомки потомков – добровольные помощники, а не слуги и не рабы. Энлиль же хочет власти, власти над себе подобными. Со своими младшими он не может так, и не хочет, и права такого не имеет, он это знает, и они это знают. Сыновья и дочери свободных – свободны. И вот, теперь он решил завести себе рабов… Я не знаю, что делать в этой ситуации. Наши патриархи не могут ему помешать – это его планета. Его род нашел планету и она теперь их, по известному Соглашению. Хотят жить сами – могут, хотят войти в Конфедерацию – войдут, не захотят – их право. А эти двое, которых он тебе показал – не его дети, они его создания! Создания, Эмми! Как та собака, что он тебе показывал. К тому же они не наша раса, и он не случайно добавил в них животные гены – и не случайно он тебе прямо об этом сказал. Он знал, что ты расскажешь мне, а я расскажу нашим патриархам. Он хочет, чтобы у него было право на них – буквально, как на породу! – и чтобы мы, наша Конфедерация, не могли его оспорить. Мы, скорее всего, и не сможем. Я не юрист, я инженер, надо будет консультироваться, но боюсь, что не сможем. Разумеется, я поговорю с Энлилем, но это бесполезно – такое решение не с кондачка ими принималось, и они уже не откажутся от своего выбора… Да уж… Что угодно я ожидал здесь увидеть, но такое!
Они оба, в задумчивости, продолжили есть фрукты.
Вдруг Эмми вздохнула:
– Папа…
– Да?
– Уже не про эту тему… Энлиль, он еще сказал такую вещь… И я задумалась теперь…
– О чем?
– Он сказал… про эту расу – что они такие, кому не нужна свобода, что они ее не захотят. Что им будет нравиться их роль в этом мире.
– Хм, интересно, с чего это он так уверен? Из-за их генов?
– Не знаю… Но я подумала… – Эмми покачала головой, и замолчала.
Отец вопросительно покосился на нее.
– Папа, а скажи… мама по отношению к тебе – свободна?
Энки изумленно приподнял бровь:
– Ну, ничего себе! – покачал он головой. – Ты соотнесла то и другое, да?
Эмми молча опустила глаза.
– Ну и вопросы у тебя, и это в двадцать пять лет? – он усмехнулся. – Знаешь, ты и права, и не права, Эмми. Да, твоя мама по отношению ко мне – в каком-то смысле в том же положении, как ты сейчас ко мне. Пока ты несовершеннолетняя, и ты официально находишься под моей опекой. А когда тебе исполнится тридцать лет – станешь полностью свободной. Но однажды, – он посмотрел на нее с улыбкой, – возможно, тебе захочется потерять свою свободу. Свобода лучше, чем несвобода – но есть одно исключение, когда бывает наоборот, – подмигнул он ей.
– Но тогда, получается, мы… ну то есть, женщины – мы как та раса, которую вывел Энлиль?
– Энлиль не имел в виду тебя, или женщин вообще, поверь. Он тебя этим задел, выходит, но не нарочно, я уверен. Он говорил о другом.
– Но он так сказал, а я потом долго думала…
– Эмми, я твой отец. Тебе нужно мое покровительство? Ты хочешь, чтобы я о тебе заботился и тебя защищал? Ты хочешь, чтобы у тебя однажды появился муж, который будет по отношению к тебе – так же?
Эмми замолчала. Наконец, с некоторым усилием, она произнесла:
– Да.
– Это покровительство из любви, Эмми. Это не мое возвышение над тобой. Муж не выше жены, просто у них разные роли. Ты – моя дочь, и с момента совершеннолетия, с тридцати лет, ты станешь окончательно свободна. До тех пор, пока не выйдешь замуж – и тогда снова потеряешь свободу, это верно, и потеряешь добровольно, по собственному желанию. Но и твой парень тоже ее потеряет. Роли, о которых я говорю – это не обязательные роли, это – не долг.
Энки ненадолго задумался.
– Вот, смотри, Энлиль возил тебя на своем флаере, так?
– Так.
Когда ты вступала на аппарель, входя или выходя из машины, он подавал тебе руку?
– Да.