Падение с небес

Мимо него, крутясь на водоворотах возле зарослей тростника, по течению медленно проплыла большая желтая рыбина, весом не менее четырех фунтов, с раздутым животом и выпученными мутными, гниющими глазами. Охваченный дурными предчувствиями, Марк с тревогой наблюдал за ней, словно этот отравленный, гниющий остов имел некий особый, значительный смысл в его жизни. Его передернуло, он вскарабкался на берег и закинул на плечо ранец.

Марк направился в обратную сторону, вверх по течению, время от времени останавливаясь и вглядываясь в речное русло, пока не дошел до стальных конструкций новой сахарной фабрики; здесь воды речного потока словно кипели, от них поднимались струйки бледного пара, клочья густого тумана повисли на жестких зарослях бурого тростника. За следующим поворотом он наткнулся на торчащую над противоположным берегом черную сточную трубу диаметром дюймов шесть, из которой непрерывным потоком хлестала горячая, окутанная паром жидкость.

На несколько секунд направление ветра изменилось, и в ноздри Марка пахнуло химической вонью, отвратительной и едкой; он закашлялся и поскорее отвернулся.

А уже в сотне ярдов вверх по течению, между зеленых стеблей грациозно качающегося на ветру тростника журчала чистая вода, и в глубине омута Марк разглядел извивающиеся тела мурен и суетящихся на белоснежном песке под водой маленьких черных и розовых крабов.

На первом подъеме нагорья, у берега образованной водопадом заводи с медленно кружащей водой, Марк нашел подходящее место для ночлега. Над его головой, словно мягкие зеленые опахала, свисали листья растущих между деревьями папоротников; сняв одежду, он вошел в свежую, прохладную воду, и она показалась ему удивительно приятной.

После купания, не одеваясь, он уселся возле заводи на покрытый мхом камень и, достав старенькую бритву, чисто выбрился. Затем вытерся рубахой, сполоснул ее и повесил сушиться возле разведенного костерка. Поджидая, когда закипит вода в котелке, голый по пояс, он вышел по склону на открытое место и сверху оглядел долину.

Солнце уже коснулось края нагорья, и его косые алые лучи приятно согревали тело. Освещенные ими железные крыши домов блестели, как полированные, и столб дыма, поднимающийся из трубы сахарной фабрики, окрашивался в золотисто-бронзовый цвет. Ветер уже стих, и в этом спокойствии и тишине африканского вечера дым высоко поднимался в вечернее небо.

Вдруг внимание Марка привлекло какое-то движение вдали. Он сощурился, стараясь получше рассмотреть, что там такое.

За чертой города по открытой местности двигалась группа всадников. Даже на таком расстоянии Марк понял, что это охотники. Четверо всадников, сбившись в тесную группу, ехали медленно, не торопясь. Один из них вез у бедра винтовку или дробовик: когда он в седле наклонялся вперед, словно пристально вглядываясь перед собой, взору наблюдателя открывался торчащий в небо ствол. Остальные трое тоже были вооружены; возле коленей виднелись ружья в чехлах, на лицах читалось напряжение, сдерживаемое возбуждение, которое всегда выдает охотника. Впереди группы двигалась одиночная фигура зулуса в старой, с чужого плеча европейской одежде; он вел всадников за собой с особенной осанкой охотника-следопыта: опустив голову и обратив глаза к земле, держа в руке ошкуренный охотничий посох, чтобы раздвигать траву и нащупывать след, он трусил обманчиво быстрой зулусской рысцой.

«Интересно, – лениво подумал Марк, – на кого это они охотятся так близко от города, да еще на берегах погибающей, отравленной речки: они ведь идут по той самой тропе, по которой к возвышенности недавно прошел я сам».

Уже быстро темнело; солнечный свет померк, блестящие железные крыши погасли, и солнце закатилось за гребень нагорья. В последних проблесках света Марк увидел, как передний всадник натянул поводья и выпрямился в седле. Он выглядел приземистым и коренастым, на лошади держался уверенно. Он смотрел в сторону нагорья, прямо туда, где стоял Марк, но потом опустились сумерки, и вся группа превратилась в неясное пятно на фоне темнеющей земли.

Сидя перед костром на корточках, Марк жевал говяжью тушенку и запивал ее кофе из кружки. Его охватила смутная тревога. Он и без того был расстроен событиями прошедшего дня, печальными воспоминаниями о деде, жалким зрелищем умирающей реки, а тут еще эта странная фигура далекого всадника.

Поужинав, он надел куртку, закутался в одеяло и лег поближе к огню, но уснуть никак не мог. Душевное беспокойство не покидало его, напротив, оно, казалось, только росло. Из головы не выходили четыре всадника: на кого они могли охотиться совсем рядом с шумным городом, думал он. Потом представил, что всадники следуют вдоль речного берега его же маршрутом, и беспокойство его усилилось, а сон как рукой сняло.

Вдруг он вспомнил, что его дед никогда не спал рядом с костром.

– Я усвоил это, когда мы гонялись за бурами. Свет в ночной темноте привлекает не только бабочек, но и львов, гиен, а также людей, – говаривал он.