Падение с Земли

— Ну, вы же умница, правда, в зародыше. Архип вправе пользоваться заслуженным уважением. Быстрота мыследеятельности у него при работе в вычислительной среде — ого-го-го!

— Подлянку какую-нибудь сделать — это пожалуйста, ждать долго не придется, — покачал головой лично пострадавший. — А мыследеятельность вон где. — Он для убедительности тюкнул головой о дверцу шкафа.

— Чистый эксперимент, — похвалил Николай Епифанович, — это там мысли зазвенели?

— Чего вы на меня переключились? Другие примеры лень искать? — разобиделся дядя Витя.

— Живите спокойно, друг мой. Я тем же страдаю. Чтоб верно думать, надо иметь всю необходимую информацию. У оболочек с этим полный ажур. А вот у нас на лбу лучше повесить табличку: «Осторожно, самодеятельность».

— Информацию, значит, у нас воруют. Хоть в чисто поле от них беги.

— С нас много не возьмешь, а возьмешь, пожалеешь. Информация — не наша вахта, незачем за ней гоняться с сачком, дистрофию наживать. Емкость головы подкачала, и эмоции мешают: «Это мне нравится, это чистая правда, а то мне не подходит, то грязная ложь». Нет, нам достаточно хотеть. Индустрия-то работает и без плана, и без рынка. Нате вам — скачет на полморды впереди любых потребностей. А лет двадцать тому никто из теоретиков не мог сообразить, что больше нужно народу — трусы или кальсоны, из нефти их лепить или газа. Наша задача: уметь получить от кибероболочек. Первое — не шали мозгами, и придут блага. Второе — убери преграду, и прямо в тебя начнут входить мысли.

— Это вы трепанацию черепа предлагаете? Чтоб чужие мысли, как в горшок, падали в него? — встрепенулся дядя Витя. — Не даю добро!

— Голову пилить не надо, она и целая пригодится. Достаточно надеть суперБИ. А имя преграды — кровь. Нынешняя не пропускает разряды от оболочек. Зато разряды наших личных мыследействий шастают по всему организму, хоть они сплошь и рядом выплюнуты из сердца невежеством. Само собой, такие разряды вызывают архивредные гормональные и нервные реакции.

Дядя Витя, храпя, выпустил воздух.

 — Значит, вы тут рекламируете искусственную кровь, из бачка. И мне ее не отхлебывать, а внутри себя носить, побулькивать. Я сам себе не хозяин буду, и кто-то более сообразительный, электрический-металлический, станет мной крутить-вертеть, как захочет.

— Какого опиума для народа вы наелись, Виктор Васильевич? Зачем норовите ярлык пришпилить? Искусственная, между прочим, от слова «искусство». У кого кровь совместимая с оболочками, тот хозяин и себе, и стихиям. А вот дама, которая пошла гулять ночью в парк, потому что у нее забурлила естественная кровь, себе уже не хозяйка. Пойми, Виктор — вещества, энергии, все станет ручным, надежным. Власти будет всласть, если для тебя масштабно мыслит Великий Объединенный Разум. Бестолочи его ждут не дождутся, а ведь он за дверью. Открой дверь, открой, — с небольшим подвыванием сказал Николай Епифанович.

— Не заперто… Да не будет ли от моей масштабной мысли бестолочам икаться? — засомневался дядя Витя.

— Таким, как ты, все будет по кайфу и в жилу. А тебе еще лучше, потому что ты первенец у ВОРа. Бестолочи же пусть на ошибках учатся. Помнишь добрые слова классика: «Ну, а с третьего щелка вышибло ум у старика». Да что мы все о деле? Давай быт твой отсталый улучшать. Не надоело ли, инок, в шкафу? Или ты шкафничество основал?

— Если бы с чайком вопрос решить, то жить можно, — высказал скромное пожелание дядя Витя. — А после сытного обеда я вообще на все согласный.

— Ой, Витька, ты шутник, — и Николай Епифанович перевел дядю Витю из компании плащей и моли в объятия Алисы. Оказалось, что треть веса у нее действительно испарилась, и стала она из всех девчонок лакомый кусочек, килограмм на восемьдесят.

— Давай, что ль, пирожками побалуемся, — глотая слюни, предложил дядя Витя.

— БИ сразу заложит контрольной системе, а та активизирует подшитую ампулу — через секунду вытошнит.

— Может, потанцуем?

— Тоже вытошнит.

— Может… это самое, побарахтаемся? Все-таки темно уже.

— От этого самого обязательно вырвет, — бодро сказала Алиса.

— Какая ты сложная, — протянул разочарованный дядя Витя.

— Впрочем, иногда простая, — Алиса показала таблетку, — выключит ненадолго ампулку.

На следующий день дядя Витя был в гостях у радушного Николая Епифановича, в его отделе, больше похожем на цех.

— Вот здесь готовим жидкокристаллическую плазму, тут экспериментируем с обратными разрядами оболочек, здесь имитируем действия второго рода и пробуем фильтры для крови.

Экскурсия закончилась, у Николая Епифановича все уже было на мази. Он усадил дядю Витю в никелированное кресло, сверху свисали трубки, сбоку странно пузырилась голубая, похожая на шампунь, искусственная кровь. Руки и голову прихватили держатели. И вот заходили поршни, трубки потянулись к человеку, как некормленные змеи, остро куснула игла, и дядя Витя отключился.

В той отключке были нерадостные ощущения — будто из него выдавливают потроха, как из кильки. А потом кладут в быстро твердеющую смолу. Та вползает внутрь, обтекает снаружи и застывает.