Падение сквозь ветер

Он взялся за медную ручку с намерением потянуть на себя тяжелую дверь.

– И вы не хотите узнать, что именно привело его к такому концу? – поспешно спросил магистр.

– Господин Валлент, – медленно произнес маг, не оборачиваясь, – с самого начала обучения в Ордене, а началось оно без малого четверть века назад, мой учитель Шуттих не раз говорил мне, что опыты с жизнью – неблагодарное занятие. В том смысле, что лишь мирозданию позволено даровать или отнимать жизнь у земных созданий, а всем остальным не стоит и пытаться. Книги и личный опыт убедили меня в том, что заниматься этим могут только безумцы или шарлатаны. Мне очень жаль, что Мегаллин сошел с ума, и все же я считаю такой исход его экспериментов закономерным. Вы можете возразить мне, что законы мироздания – такая же абстракция, как и магия третьего уровня. Но Мегаллин погиб в результате собственной детской ошибки, и ничем иным, кроме как вмешательством высших сил, объяснить его смерть я не могу. – Он повернулся к молчаливо стоявшему Валленту и добавил: – И вы не сможете, даже если прочитаете все книги, лежавшие у него на столе. Хотя, если вам удастся обнаружить труд Крисса… Не знаю, что особенного он почерпнул из этой книги… Заходите при случае.

Дециллий наконец справился с дверью и покинул библиотеку, оставив магистра наедине с пыльными стеллажами. Конечно, Валлент мог бы прокричать вслед магу свой любимый вопрос относительно женщин, посещавших Мегаллина перед смертью, но он отчетливо понимал, что у того неподходящее настроение, чтобы распинаться на подобные темы. Что ж, имея устное приглашение Дециллия, позднее можно нанести ему визит и продолжить беседу, а пока Валлент подхватил картонки с нацарапанными на них выцветшими буковками и пошел к двадцать восьмому стеллажу. Как и предсказывал маг, расположение берттоловского труда не соответствовало заявленному – книга стояла с краю, где ее моментально обнаружил Валлент. Та же история повторилась и с фолиантом Лаггеуса.

Магистр вернулся к шкафу с каталогом и поместил карточки на исходные места, затем поднял взгляд и прямо перед собой увидел уродливую шишковатую голову гигантской жабы. Ее неподвижные, стеклянные глаза-бугорки словно таращились на следователя. Жаба выглядела вполне свежей и злобной, и Валлент невольно отступил от нее на шаг, но быстро справился с собой и покинул помещение.

В коридоре по-прежнему было тихо, и только откуда-то снизу время от времени раздавались резкие, на грани слышимости вскрики, но они смолкли так быстро, что Валлент усомнился в собственном слухе. Затем они вновь возобновились, и магистр спустился на второй этаж, где звуки обрели отчетливость. Покрутив головой, он выяснил, что крики доносятся из левого крыла здания. Труды древних авторов не слишком отягощали его, но тем не менее он решил не афишировать своего интереса к магии воздуха и сложил их стопкой на ступеньке лестницы, а сам налегке двинулся в конец коридора. Из дневника Мегаллина он знал, что там располагается лаборатория Шуггера, и приготовился увидеть реки крови и горы препарированных животных.

Постучав в дверь с покрытой темными пятнами медной ручкой, он дождался приглашения и вошел в кабинет. Действительно, изрядную часть его занимали протянутые на высоте вытянутых рук веревки, и на них с помощью деревянных прищепок были развешаны самые разнообразные внутренние и внешние органы убитых магом зверей. В основном, конечно, летучих мышей и крыс, как наиболее ходового поставщика живого материала. Тут имелись кожистые крылья, хвосты, сушеные уши и тому подобное. На фоне открытого настежь окна виднелась неожиданно пухлая фигура вивисектора, застывшегося над своим рабочим столом.

С появление Валлента писк прекратился.

– Чем обязан вашему визиту, магистр? – фальцетом спросил Шуггер.

Перед ним, притороченная к плоской металлической пластине с желобками по краям – видимо, для стока крови – неподвижно лежала летучая собака, исполосованная длинными продольными разрезами.

– Кровавые, однако, вы опыты ставите, – холодно произнес Валлент.

– Магия требует жертв, – осклабился Шуггер, склоняясь над тельцем зверька и проводя по нему скальпелем. Оно дернулось, и из зубастой пасти летучей собаки вылетел едва слышный писк.

– Зачем вы это делаете? – возмутился магистр.

– Видите ли, – охотно пояснил хирург, – летучие мыши, как известно, обмениваются звуковыми сигналами настолько высокими, что нормальное человеческое ухо не в состоянии уловить их. Я разработал мазь, которая при втирании в ушную раковину усиливает слух человека, но ее состав пока несовершенен, и необходимо продолжение опытов. В состав моей мази входят толченые когти препарируемого мной вида, экстракт из его голосовых связок, отвар из молодых крысиных хвостиков, желудочный сок жабы пупырчатой и некоторые другие, более редкие компоненты. Вот сейчас, например, что вы слышите? – Он вновь сделал неглубокий надрез на животе летучей собаки и заинтересованно воззрился на гостя. Зверек не издал ни звука.

– Ничего, – сказал Валлент, содрогаясь.