Двое солдат отошли в сторону и завели тихий разговор, иногда бросая взгляды на Вареза. Он заметил, что у женщины висит за спиной охотничий лук.
— У тебя слишком много друзей, — буркнул Ребл, дергая себя за пальцы так, что щелкали фаланги. Он делал это в особом порядке, и Варезу никак не удавалось разгадать смысл привычки. Вновь он прикусил продиктованный любопытством вопрос на губах. Насколько можно понять, это код терпения его приятеля, но очень уж ненадежный.
— До тебя, — ответил он, — я знал лишь одного.
Ребл глянул темными, полусумасшедшими глазами. — Тот меч?
— Ты разгадал тайну.
— Но ты никогда не видел во мне достаточно металла, чтобы исповедаться.
— Возможно, я успел выучить урок.
Ребл крякнул и кивнул. — У меня было много друзей. Как иначе. Лучше друг, чем враг, верно?
— Сожаления лежат позади тебя, Ребл, как и тела убитых в гневе. Но когда гнев обуздан, ты вполне достойный друг.
— Думаешь? Сомневаюсь, что похвала от тебя почетна, Варез. Может, потому мы и подружились.
— Я снесу эту пощечину, — сказал, чуть подумав, Варез. — Ведь только твой гнев и охранял меня, когда я лежал привязанный к койке.
— Если бы тебя привязали вниз лицом, даже я не помог бы.
— Насильники в ямах живут недолго.
— Как и жертвы насилия.
— Итак, — значительно сказал Варез, — мы выработали общий код.
— Код чести? Может быть, если подумать. Скажи, нужен ли ум, чтобы быть трусом?
— Думаю, да.
— Я тоже.
Сержант вывел Листара. Рудокоп казался смущенным, не хотел смотреть в глаза приятелям, и что-то в его осанке шептало о капитуляции.
Сержант подозвал одного из солдат. — Отвести в фургоны. — Ткнул пальцем в Ребла. — Теперь ты.
— Если кто потребует от меня остричь волосы, — сказал Ребл, отрывая спину от стены, — убью.
— Идем со мной.
Варез остался один. Оглянулся: последняя из солдат, та женщина, изучала его. Но тут же отвернулась.
Хасты. Мало их осталось. История передавалась шепотками — даже дикие убийцы из ямы находили что-то гнусное в отравлении почти трех тысяч мужчин и женщин. Но, кажется, гражданская война подразумевает разгул всяческой преступности — и кто среди победителей, сторонников Хунна Раала, хотя бы задумается о восстановлении справедливости? Удары нанесены, цель ясна и верна, и целый водосток готов смыть следы с рук, грязь с сапог. Победитель прежде всего толкует о взгляде в будущее, питает ностальгические иллюзии восстановления порядка. Но для таких тварей будущее — всего лишь нечестная игра ради восстановления прошлого. Места, в котором живет и процветает всяческая ложь.
Варез замерз, оставив куртку далеко внизу, в шахте. Он прижался к спине, делая спину прямее, но усилия заставили болеть спинной хребет; впрочем, холод камня быстро просачивался в мышцы, неся некое успокоение.
Останься он с остальными, безликой массой, сам был бы мертв.
Звуки шагов, показался Ребл. Оглянулся на Вареза. — Половина игры наша. Мне жаль вторую половину.
— Женщин?
Ребл кивнул.
Сержант послал солдата отвести Ребла к фургонам за лагерем. Удаляясь, Ребл обернулся и крикнул: — Капитан свихнулся, Варез! Просто чтобы ты знал!
Скривившись, сержант взмахом руки указал Варезу на коридор.
— Ты не споришь с его мнением, — сказал Варез, подходя к конторе.
Мужчина молча отворил дверь.
— Наедине?
— Капитан решает ваши дела приватно, и это его привилегия. Иди, Варез.
Но шахтер медлил, щурясь на сержанта. — Мы прежде знали друг друга?
— Нет, но твое имя известно всем. Единственное пятно позора на Легионе Хастов.
Капитан подал голос из конторы: — Хватит, сержант. Жди снаружи.
— Сир, — отозвался сержант.