Падение Трои

— Можно и так сказать. Они сохраняют вещи, которые иначе пропали бы. Профессор хочет создать большой музей древностей, и тогда все его открытия можно будет увидеть в одном месте. Он не собирается оставлять куски Трои в Константинополе или в Париже.

София никогда не слышала ни о каком музее Оберманна, но сумела скрыть удивление.

— Он говорил мне о доме в Афинах. Мой отец согласился помогать ему.

— Да. Речь именно об этом. Вы можете гордиться, фрау Оберманн. Профессор собирается создать свой музей в сердце вашего родного города. Отдавая дань самому Гомеру.

Но по какой-то причине София не испытывала особой гордости, возвращаясь назад по равнине.

В Гиссарлыке София застала мужа лежащим на полу в их комнате. Он держал керамическую чашу и тихонько похлопывал ее. И даже что-то шептал в нее, как показалось Софии.

— Расскажи мне о Скопелосах, — попросила София.

— Они работают на меня. Только и всего.

— Они показались мне таинственными.

— Фригийцы скрытны по натуре. Даже если не владеют тайной, о которой стоит говорить.

— У них есть танцующий козел.

— Безумное животное. Мне претит безумие. — И больше ничего не сказал по этому поводу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Оберманн опустился на колени на землю.

— Благодарю богов, что дожил до этого дня. — Он наклонился и поцеловал большой серый камень. — Теперь мир станет совсем другим.

В течение нескольких недель после того, как были найдены золотые вещи, велись раскопки поблизости от дворца; Оберманн втайне надеялся, что здесь могут быть найдены еще драгоценности, спрятанные перед тем, как греки завладели городом.

На пятой неделе работ турецкие рабочие копали на территории "кладовой", или "надворной постройки", по определению Оберманна, при основном здании. "Кладовая" была продолговатым строением, шесть на восемь футов. Между дворцом и его внешней стеной шла канава или колея. Там нашли некоторое количество зерен и семян, которые были должным образом собраны и зарегистрированы так же, как и фрагменты керамики и несколько различных по величине свинцовых шариков, которые, возможно, представляли собой набор гирек. И тогда один из рабочих заметил небольшие плоские серые камни; они были разбросаны по пласту только что извлеченной земли, и сначала на них не обратили внимания и отбросили как мусор. Но вдруг Софию заинтересовала какая-то метка или резьба на одном из них. Подняв камень, София поняла, что он легче обычного и обладает другой текстурой; она стала счищать землю пальцем и, к своему удивлению, увидела на плоской верхней поверхности странные знаки. Она осторожно положила его рядом с траншеей и взяла другой. На его поверхности был вырезан подобный ряд знаков или клейм. Она не имела представления, что это за знаки, поэтому, сев на невысокую каменную стену у края траншеи, стала рассматривать их.

София видела — это были не случайные царапины: здесь встречались кривые линии и диагонали, были и параллельные линии, причем в определенной последовательности. И тут, начав понимать, она чуть не уронила табличку. У нее задрожали руки, и она положила табличку рядом с собой. Горло перехватило.

София тихонько встала и подошла к мужу и Леониду, которые стояли рядом у стены древнего дворца.

— Генрих, — сказала она. — Генрих. Я нашла вещь, которая может заинтересовать тебя.

Что-то в ее голосе привлекло внимание Оберманна. Он медленно повернулся.

— Да, дорогая?

— Я нашла какие-то надписи.

— В Трое нет надписей.

— Значит, какие-то клейма. Поставленные человеком, несомненно.

— Что ж, давай взглянем на твои клейма.

Они подошли к той стороне траншеи, где работала София. Она указала на плоскую табличку, лежавшую на стене.

Леонид бережно взял ее и стал изучать.

— Не знаю, что и сказать, профессор. Никогда не видел ничего подобного.

Оберманн протянул руки, Леонид осторожно передал ему табличку. Оберманн низко наклонился над ней, словно нюхал или собирался попробовать на вкус. Он оставался в такой позе несколько мгновений, и когда поднял голову, София заметила у него на глазах слезы.

— Где ты нашла это, София?

— Здесь. Здесь их много, они разбросаны по земле. Но, Генрих, это не камни.

— Нет. Не камни. Это глиняные таблички, обожженные на сильном огне. — Он говорил очень медленно и внятно. — Знаешь, что это, София? Это письменный документ. Страницы.

— В Трое не было письменности, профессор. Датировка…

— В Трое была письменность, Телемак. Вот она, письменность Трои. Их слова. Их язык. После трех тысячелетий молчания они снова говорят с нами.

Во второй половине дня они собрали все таблички и решили продолжить работу в этой части раскопа.

Оберманн был молчалив. Он казался рассеянным и сомневающимся. Когда София спросила, отчего он не в духе, он улыбнулся.

— Нет, нет, ничего подобного. Просто еще не могу этого понять. Я растерян. — В дом, где были сложены таблички, вошел Лино. — Вот человек, который видит то, что нам недоступно. Садитесь, мсье Лино. Я покажу вам удивительную вещь. — Лино пальцами правой руки быстро ощупал табличку, которую дал Оберманн.