Падение Трои

Софии с трудом удалось посадить профессора на коня, и теперь он, согнувшись, сидел в седле. Затем она села на свою лошадь и, держа в одной руке поводья коня Бранда, а в другой своей лошади, вернулась в деревню, где Бранд ночевал прошлой ночью. По счастью, там оказался Леонид, покупавший муку в мешках, и София окликнула его.

Он поспешил к ним.

— Наверное, профессор подхватил в пещере какую-то болезнь, — сказала она. — Может быть, лихорадку.

Они сняли Бранда с коня и наполовину внесли, наполовину втащили в деревенский дом. Сидевшие в тихом садике три женщины извлекали се мена из лежащих перед ними коробочек кунжута. Леонид объяснил им, что профессора нужно уложить в постель, потому что он заболел. Он ни словом не упомянул ни lagoum, ни пещеру Семелы.

Женщины тут же встали, опасаясь лихорадки, которая часто свирепствовала в этих местах. Но, увидев американца, которого София вела к его жалкой постели, они сразу заметили, что у него нет ни жара, ни испарины. Он был бледен, глаза и губы посерели. Женщины повернулись и, не оглядываясь, тут же покинули дом.

И мужчины после работы не вернулись домой, а остались у родственников на другом конце деревни.

София просидела у постели больного остаток дня и вечер. Бранд лежал на соломенном тюфяке, дыша медленно, с трудом. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Похоже было, что он глубоко задумался. На закате солнца он повернулся к Софии и, казалось, посмотрел не нее.

— Танцоры, — произнес он.

Оберманн, узнав о случившемся от Леонида, пришел через несколько минут. Он подошел к постели и посмотрел на Бранда.

— В нем нет сил, — сказал он. — От него осталась одна тень. Ты не нарушила моего запрета, София?

— Я не входила туда.

— Видишь, что получается, когда мы идем против воли богов? — Оберманн наклонился и пощупал пульс Бранда. — Нет смысла давать ему хинин. Это не лихорадка. Опий ему тоже не нужен. У него нет болей. Видишь, его лицо теряет очертания? Он возвращается.

— В Америку?

— Нет; нет, София. Это слишком короткое путешествие. Он возвращается к своим началам. — Оберманн встал на колени и осмотрел тюфяк — Так я и думал, — сказал он. — Даже клопы исчезли. — Он вышел из дома и постоял родом с Леонидом, глядя на темнеющую равнину. — Мы ничего не можем поделать, Телемак. Это сильнее нас

— Он поправится?

— Разумеется нет. Ты должен телеграфировать американскому консулу. Бранда нужно забрать в Константинополь. Мы не можем держать его здесь. Это погубит нашу работу. Деревенские уже в страхе. Я пообещал им денег, но он не должен оставаться здесь долго. — Оберманн вернулся в дом. — София, ты, как богиня на надгробном памятнике. Прекрасная, словно из мрамора.

— Генрих!

— Прости. Нельзя говорить о красоте при таких обстоятельствах. — Он подошел к Бранду и снова посмотрел на него. Глаза Бранда были открыты, дыхание казалось мерным. — Он готов. Ты хочешь остаться при нем до утра?

— Конечно.

— Ты и вправду богиня.

— Если бы я была богиней, я бы сумела помочь ему.

— Ты не думаешь о себе, София. Меня это восхищает. Так и должно быть. Ручаюсь, ты вне опасности. Это не заразно.

— Но что это?

— Это болезнь. Но не болезнь тела. Больше я ничего не знаю. Тебе надо спросить турецкого муллу.

— Единственное слово, которое он произнес, было "танцоры".

— Танцоры? Эту равнину называют танцующей, когда ветер колышет пшеницу.

— Думаешь, он имел в виду это?

— Еще танцоры сопровождали богов, когда те посещали смертных. Но кто может постичь чужой разум, когда он в таком состоянии?

— Значит, ты считаешь…

Он вывел ее за дверь и прошептал.

— Профессор Бранд не выживет. Но это только мое мнение. Я буду рад ошибиться.

София просидела рядом с Уильямом Брандом вечер и ночь. Ее радовала тишина, которой так недоставало в первые месяцы замужества.

Погрузившись в тишину, София время от времени поглядывала на Бранда и даже брала за руку. Ей казалось, что он спит, хотя глаза его оставались открытыми. Если смерть такова, думала она, то мне нечего бояться. Но как знать? Она слышала о чарах, которые можно навести на человека, и действие их будет продолжаться несколько дней, а то и недель. Ей доводилось слышать странные истории о людях, которые после того, как их сочли мертвыми, приходили в себя. Затем она снова позволяла себе погрузиться в тишину.