Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима

Он знал, что духовенство и монашество были его врагами, предпочитая турка аземату. Трудно было себе представить более тяжелое положение, чем то, в котором находился император. Для него оставалась только одна надежда: в Европе было много воинов, жаждавших воевать где бы то ни было, и папа мог навербовать добровольцев для спасения Византии. Но согласится ли на это папа? Император отправил посольство в Рим, прося во имя Христа оказать ему помощь и обещая признать господство папы.

Между тем его послы рассыпались по берегам Эгейского моря и скупали оружие, военные снаряды и съестные припасы, которые привозились в Константинополь на оставшихся судах греческого флота. Каждые два или три дня приходило в Босфор судно с различными запасами и выгружало их в кладовые под ипподромом. Таким образом, к тому времени, когда окончен был форт на Румели-Гисаре, одной заботой у него стало меньше, но зато другая все более и более тяготила его, и целые часы он проводил на Исааковой башне, нетерпеливо смотря на Мраморное море в ожидании флота с военной помощью. Осада Константинополя была неизбежна, а он не мог рассчитывать на своих подданных не только в военных действиях в открытом поле, но даже для защиты городских стен.

Константинополь был окружен полями. Пока сеяли и готовились к жатве, турки не беспокоили греческих земледельцев. Но в июне месяце, когда начали золотиться колосья, турецкие лошади и мулы стали опустошать поля, а если греческие караульные прогоняли их, то являлись турецкие солдаты и били их немилосердно. Земледельцы обратились с жалобой к императору, и он отправил посольство к Магомету, прося его сохранить урожай от гибели. Но в ответ султан приказал уничтожить весь урожай. Начались столкновения с крестьянами. На юге и на севере близ Гисара было много убитых с обеих сторон.

Когда весть об этом дошла до Константина, то он послал за графом Корти.

— То, что мы давно ожидали, наступило. Кровь пролита, — сказал он. — Нельзя далее отсрочить войны. Правда, мы еще не получили помощи от папы, но уже нам недолго ее ждать, и мы должны покуда защищать сами себя. Народ равнодушен, но я возбужу в них военный пыл. Ступай к Гисару, собери мертвые тела и привези их сюда. Я выставлю их в ипподроме, и, быть может, подействует на них кровавое зрелище.

Чтобы добраться до дороги в Гисар, которая шла к северу от Галаты, графу Корти пришлось миновать Синегион и Эюбский квартал и у европейских Сладких Вод перейти через мост и направиться налево от Перу параллельно Босфору. Местами виднелись хижины, покрытые соломой, а по обе стороны тянулись неубранные поля.

Граф ехал молча, радуясь, что наконец нашелся случай проявить себя перед императором и княжной Ириной.

— Турки! — неожиданно воскликнул проводник. — Вон.

Действительно граф увидел на холме столб дыма.

Скомандовав на арабском языке своему отряду, граф поскакал вдоль холма.

Вскоре его встретила толпа испуганных крестьян.

С вершины холма он увидел, как по полю пшеницы бегает огонь. Облако дыма скрывало турецких солдат, частью конных, частью пеших.

Корти передал свое копье проводнику и приказал остальным всадникам воткнуть копья в землю. Обнажив сабли, они бросились вперед.

До неприятеля оставалось около двухсот шагов, и турки с удивлением смотрели на атаку маленького отряда.

Приблизившись к кромке огня, Корти пришпорил лошадь и с боевым криком: «С нами Бог и Влахерская Божия Матерь!» — поскакал через горящее поле.

Турецкие всадники обнажили мечи и натянули тетивы на луках, но пешие воины бежали.

Один из турок, в более блестящем вооружении, чем другие, в белой чалме, с бриллиантовым пером, пытался сомкнуть отряд, но тщетно. Корти врезался в его середину.

Граф сошелся в единоборстве с блестящим всадником, но борьба продолжалась недолго: турок сразу был обезоружен и запросил пощады.

— Сын Исфендиара, — сказал граф, — ты сам убивал беззащитных крестьян, а теперь просишь пощады?

— Мне было приказано! Вчера здесь убили наших воинов.

— Они защищались. Ты заслужил смерти, но поклянись, что передашь султану мое копье, и я тебя помилую.

Сын Исфендиара взглянул на значок из желтой шелковой материи с красной луной, над которой виднелся белый крест, и, узнав знамя телохранителей султана, покачал головой.

Едва успели турки исчезнуть по направлению к Гисару, как на поле показались крестьяне. Все убитые греки были положены на носилки. Погребальное шествие двинулось к Константинополю.

Предчувствуя, что турки тотчас начнут военные действия, граф Корти разослал гонцов по всему берегу Босфора, предупреждая, чтобы крестьяне бросили свои поля и бежали в город. Таким образом, за погребальным шествием толпа все прибывала, и, наконец, на мосту через европейские Сладкие Воды она разрослась до целой армии мужчин, женщин и детей, которые несли свои пожитки, сколько каждый мог захватить. В воздухе стояли вопли, крики, а дорога была орошена слезами. Происходило поголовное бегство населения Византии.