Падение Царьграда. Последние дни Иерусалима

— Я хочу дать тебе поручение к Магомету. Скажи ему, что он находится под выстрелами пушек на башне и только присутствие императора удерживает от стрельбы. Поторопись предостеречь его. А теперь сойди с коня, он мой.

Шейх соскочил с лошади, но насупил брови, а когда до его ушей долетели восторженные крики греков, то он остановился и сказал:

— Христианин, дай мне еще раз побороться с тобой! Сегодня, завтра, когда хочешь.

— Пусть твой государь разрешит это.

Граф вернулся со своим призом к копью, которое он воткнул в землю, и набросил на него поводья арабской лошади, затем еще раз громко раздались звуки его трубы.

Шейх подошел к Магомету и передал ему слова соперника.

Султан нахмурил брови.

— А он ничего более не велел мне сказать? — спросил он, думая о княжне Ирине.

— Он сказал, что готов со мной сражаться еще раз сегодня или завтра, как ты решишь. Умоляю тебя, государь, позволь мне снова помериться с ним: я не могу жить без моей лошади.

— Дурак! — отвечал Магомет, покраснев от гнева. — Разве ты не понимаешь, что когда мы возьмем Константинополь, то ты получишь обратно свою лошадь. Я не позволю тебе больше с ним драться, в день приступа ты будешь мне нужен.

С этими словами Магомет повернул коня и медленно удалился к своим всадникам.

Между тем Корти, видя, что никто более не принимает его вызова, перестал трубить и вернулся в город со взятой в бою лошадью.

Император со своей свитой, и в том числе графом Корти, отправился осматривать далее турецкую позицию. Всюду виднелись войска и быстро воздвигаемые земляные укрепления.

При закате солнца Константин осмотрел море и Босфор против Золотого Рога. Там виднелись сотни судов.

— Осада начата, — сказал генуэзец, обращаясь к императору.

— А результат в руках Божиих, — ответил Константин. — Поедем теперь в святую Софию.

VII. Большая пушка заговорила

На следующее утро первый луч солнца осветил часовым на городских башнях знаменательное зрелище. Всю ночь они слышали отдаленный гул, как бы от тяжелой работы, производимой толпами народа, а теперь тотчас за линией их выстрелов возвышался бесконечный земляной вал, в котором местами торчали мраморные плиты с соседнего кладбища.

Хотя Византия не раз подвергалась осадам, но никогда осаждающие не принимали таких мер.

Наступил полдень, а работа с турецкой стороны по-прежнему продолжалась: вал рос, а за ним, против ворот святого Романа, виднелись столбы дыма от громадного лагеря.

Настали сумерки, а работа не прекращалась.

В полночь городским часовым показалось, судя по долетавшим звукам, что враги приближаются к константинопольским стенам. И они не ошиблись. С восходом солнца обнаружилось, что впереди вала выдвигались отдельные заграждения. Греки по приказанию императора стали забрасывать осаждающих камнями и копьями. Турки старались прикрыть перестрелкой постройку своих ограждений.

Это был открытый бой. В полдень он еще продолжался и не переставал до самой ночи.

Первый успех был на стороне осажденных.

Однако это не мешало работе на сооружении заграждений, и с городских стен было видно, как к ним подвозились всякого рода осадные орудия, известные со времен Александра и до крестовых походов.

На третий день работа была окончена и передовые заграждения полностью вооружены.

Турки начали стрельбу из своих укреплений, но очень медленно, как бы привыкая, что вызывало шутки среди старых солдат, оказывавших помощь грекам.

— Это новички, — смеялись они, — турки не умеют направлять удары. Не бойтесь, — прибавляли они, обращаясь к молодым воинам, — ваш город охраняют две стены, а между ними ров с водою. Мы еще весело отпразднуем не одно Рождество в следующем столетии, прежде чем мусульмане доберутся до нас, если они будут действовать так же, как до сих пор. Стреляйте, ребята, хладнокровнее, не торопитесь и каждым выстрелом кладите врага.

На внешней стене, которая была ниже и естественно подвергалась большей опасности от врагов, так же, как на внутренней, постоянно появлялся император, не зная ни усталости, ни страха.

— Эти стены прочны, — говорил Константин, стараясь поддержать дух осажденных. — Персы хотели их уничтожить, но после долгих усилий должны были отступить. Мурад, отец этого юноши, потерял много месяцев, осаждая наши стены, и когда он бежал, то ни один камень в стенах не оказался сдвинутым с места. То же повторится и теперь. С нами Бог!

По истечении первых трех дней молодые греки привыкли к опасности и стали даже подшучивать над ней.

На четвертое утро император, сделав объезд всех городских стен, взошел на Багдатскую башню, возвышавшуюся над воротами святого Романа, и, найдя там Джустиниани, сказал ему:

— Этот бой шуточный, капитан, у нас убито только два человека, и ни один камень в стене не дрогнул. Мне кажется, что султан только отвлекает наше внимание от подготовляемых им серьезных действий.