Климович. – Это Мануйлов написал и это письмо попало к Вырубовой. Так как я знал, что этот аноним был послан туда, мне совершенно понятной стала та ажитация, в которую, по поводу приезда Гермогена, впал Штюрмер, уверяя меня, что в департаменте полиции есть распоряжение, высочайшее повеление, о воспрещении Гермогену въезда в Петроград. Мне ставили в укор, что я прозевал подобного рода распоряжение. Но как я ни искал, такого высочайшего повеления о воспрещении въезда Гермогену в Петроград никогда не было, и поэтому я найти не мог. Тогда Штюрмер заставил меня весь департамент полиции перерыть в течение 3 дней, уверяя, что такое распоряжение есть. Но в этом, как мне кажется, его уверил Мануйлов. С другой стороны, Мануйлов своим анонимом так намуссировал настроение в Царском Селе, что это передалось Штюрмеру. Вот к сожалению подобного рода инциденты поглощали большую часть моего общения с министром внутренних дел. Что касается деловых, то их было так мало, что я в конце концов был совершенно без руля и без ветрил и не знал, что делать. Между тем обстановка была на столько серьезная, что она требовала получения каких-нибудь директив. С другой стороны отсутствие определенных каких-нибудь указаний заставляло меня…
Председатель. – В бытность вашу директором департамента полиции была получена бумага через Штюрмера с ссылкой на волю тогдашнего государя или государыни о том, чтобы особа Распутина охранялась, как особа царской фамилии?
Климович. – Мне Штюрмером сказано это не было, но приблизительно, без упоминания царской фамилии, в таком смысле было сказано Штюрмером генералу Глобачеву, который мне об этом доложил. Вообще об охране Распутина Штюрмер никаких разговоров со мною не вел.
Председатель. – Это все ведал генерал Глобачев и петроградское охранное отделение?
Климович. – Я об этом все узнал, но не от Штюрмера, а от исполнителя.
Председатель. – О существовании каких кружков безответственных и влиявших на тогдашних министров и на направление внутренней политики вам известно?
Климович. – Мне очень трудно ответить на этот вопрос. Один из моих случайных знакомых задавал этот вопрос, я обдумывал его и пришел к такому выводу. Мне казалось, что какой-нибудь организации влияющей нет, – это хаос, полный хаос. По-моему, в центре этого хаоса все же стояла г-жа Вырубова. Это все мое личное впечатление. К ней, потом, примазывались те, кому удавалось. В данном случае, удавалось немногим пройти; например – Мануйлову. Если не непосредственно к Вырубовой, то к Никитиной, к Распутину. Засим, то, что группировалось около Распутина, в широком политическом смысле, политических целей оно, несомненно, не преследовало, а скорей преследовало цели чисто извлечения личных выгод. Затем приходилось мне встречаться с господином, который один раз у меня был. Это Андроников. Но он стоял как будто бы в стороне от распутинской и мануйловской компании. Он поразил меня своей беззастенчивостью, и мне кажется, он лгал, неправду говорил о том, что изобрел способ влиять на его величество. Он говорил, что издает газету, и, если он желает сделать кому-нибудь гадость, то пишет в этой газете передовую статью, берет корректурный оттиск и посылает в Ставку, с запросом, можно ли ему печатать.
Председатель. – Про какую газету идет речь?
Климович. – Я не помню, какое название. У Андроникова была какая-то газета, кажется «Голос Русского». Потом он цинично мне заявил о том, что он таким способом и пользуется, что этот способ очень могучий. Он заявил об этом при первом знакомстве. Знакомство это произошло потому, что у него очутился железнодорожный билет департамента полиции, данный ему до моего вступления в должность директора департамента полиции кем-то, и этот билет он присвоил себе. Я требовал, чтобы он вернул билет, и написал ему резкое письмо такого содержания: «Если билет не будет возвращен, я буду вынужден сообщить в Министерство Путей Сообщения, чтобы его признали недействительным». Тогда он приехал ко мне и, желая импонировать своей силой, дал мне понять, что он может написать на меня какую угодно грязную статью, что эту статью печатать не будут, а в Ставке ее прочтут.
Председатель. – Вы высказали сомнение в существовании связи между Андрониковым, Распутиным и Манасевичем-Мануйловым?
Климович. – Мне она в данный момент не была ясна. Мне казалось, что они конкурирующий элемент.
Председатель. – На чем, по вашему тогдашнему впечатлению, основывались вес и значение Андроникова, хотя бы в смысле возможности передать в Ставку газету в корректуре и заставить прочесть?
Климович. – Я Андроникова только один раз видел. По-моему это в высшей степени предприимчивый, неразборчивый в средствах человек, который, благодаря своей крайней беспринципности, может быть довольно силен и пробираться туда, куда ни один порядочный человек не проберется.
