Падение царского режима. Том 1

Родичев. – Вы его не уволили, а Климович был уволен. Климович был уволен, а Манасевич-Мануйлов не был, несмотря на то, что вы знали, что Манасевич-Мануйлов грязный человек.

Штюрмер. – Я говорил о Климовиче, как о неспособном, я не говорил, что он грязный человек, а что он неподходящий для серьезного момента, как директор департамента полиции.

Родичев. – А Мануйлов-Манасевич был подходящий?

Штюрмер. – Он наблюдал за Распутиным, конечно, в этом отношении он был подходящим.

Завадский. – Как только вы сделались председателем Совета Министров, вы ходатайствовали перед государем об отпущении в ваше бесконтрольное распоряжение пятимиллионного фонда. При каких условиях вы ходатайствовали?

Штюрмер. – Это было до меня. Бывший министр внутренних дел Хвостов возбудил этот вопрос, доложил государю и в принципе это было одобрено. Он достался мне в таком виде: шла речь о том, чтобы правительству купить собственный орган и взять в свои руки все заведывание книжной торговлей на вокзалах и купить «Новое Время», т.-е. большинство акций «Нового Времени».

Смиттен. – Не возбуждался ли вопрос о том, чтобы распоряжение было бесконтрольно этими суммами, не подведомственно Государственному Контролю?

Штюрмер. – Нет. Может быть возбуждался, но не при мне. Я слишком мало знаком с этим делом.

Смиттен. – Вы на себя в этом деле никакой инициативы не брали?

Штюрмер. – Нет. Одно из дел было – газета, мне сказали: «Рассмотрите, в чем дело». Я рассмотрел это дело. Хорошее это дело. Правительству надо иметь собственный орган. Правительство не имеет органа. Желательно взять это дело, но при условии контроля, без контроля невозможно.

Смиттен. – Значит, вы отстаивали необходимость контроля?

Штюрмер. – Да. Затем была чисто техническая сторона. Не я вел это дело. Суворин отказался. Я не помню хорошо. Это было с первого дня моего назначения: я был тогда председателем Совета Министров, министром внутренних дел – Хвостов.

Смиттен. – Скажите, пожалуйста, в качестве председателя Совета Министров, министра внутренних дел, вы получили какие-нибудь сведения от лиц, наблюдавших за Распутиным, что он вмешивается в вопросы государственные?

Штюрмер. – Нет. Позвольте мне выяснить это отношение к Распутину. Дело в том, что мне очень трудно говорить, потому что этот процесс Мануйлова-Манасевича составил против меня обвинение. Я считаю нужным это опровергнуть. Мое знакомство с Распутиным произошло следующим образом. У меня есть знакомый член думы, не член Государственной Думы, но член городской думы, некто Веретенников. Он построил собственный дом на Александровском проспекте[*] и предлагал мне посмотреть квартиру, так как у меня кончался контракт и нужно было нанять новую квартиру. Я к нему отправился. Квартира оказалась слишком маленькая, я отказался. Он сказал мне: вот наверху, несколько времени тому назад наняла квартиру г-жа Распутина на три месяца, жена известного Распутина. Это было в 1914 году. Господин Распутин уехал в Сибирь. Распутин не имел тогда тех громких разговоров, которые потом о нем пошли. Потом какой-то господин вошел, оказалось, что Распутин вернулся из Сибири и пришел. Я его увидел первый раз. Он произвел на меня впечатление мясоторговца. Он говорил очень мало, но показался чрезвычайно интересным, достойным внимания человеком. Затем в другой раз…

Смиттен. – Вы знали, что это Распутин?

Штюрмер. – Он сам сказал. Он меня спросил: «Вы в Государственном Совете служите?» Вот эту фразу я помню. Он начал говорить со мной о приходе. Он говорил, что он приехал из Сибири, и сказал, как они там на приход смотрят. Я уехал. Через два дня Распутин ко мне приходит на квартиру вместе с Веретенниковым.

Смиттен. – Вы были тогда?

Штюрмер. – Членом Государственного Совета. Он ко мне приходит и говорит, что он был в Тобольске.

Соколов. – О чем вы беседовали?

Штюрмер. – О приходе. Он мне сказал чуть ли не об архиерее Варнаве, потом спрашивал, как Государственный Совет смотрит на приход, я ответил, что никак. Он был в Тобольске; там архиерей чуть ли не Варнава.

Смиттен. – Вы его принимали, как лицо, которое приехало с Веретенниковым?

Штюрмер. – Это было в 1914 году.

Смиттен. – Было известно, кто такой Распутин?

Штюрмер. – Было известно, что это человек, который очень интересен.

Смиттен. – Он был известен вам в 1914 году с самой лучшей стороны, так что вы не уклонялись от встречи с ним?

Штюрмер. – В 1914 году я нисколько не уклонялся потому, что это интересная личность. Затем развивалась молва, и мое впечатление было такое, что этот человек считает себя провидцем, очень много говорит, пророчествует, но не юродствует, потому, что он очень категорично и очень ясно говорил.

Смиттен. – Второе свидание было у вас в доме в присутствии Веретенникова, вы говорили о приходе. Долго эта беседа продолжалась?