Падение царского режима. Том 2

Смиттен. — Я хочу получить ответ на вопрос: разве в путях монаршего милосердия вы, в юридических основаниях и обстоятельствах дела, ищете решения этого вопроса?

Добровольский. — Я не помню, как доклад был написан, но здесь играло роль отсутствие всякого вреда от этого, потому что сам документ был признан подложным. Так что этим воспользоваться нельзя было, значит, вреда не было.

Смиттен. — Позвольте еще подробно остановиться на одной стороне. Богатый человек за деньги подговаривает мелкого чиновника составить подложный документ в свою пользу. Нахимов крупная фигура, о нем пишут.

Добровольский. — Я даже не знаю, богатый ли он человек.

Смиттен. — Положим, что бедный, но он защищает свои крупные интересы. Он подговаривает за крупную сумму маленького чиновника составить доверенность.

Добровольский. — Не составить доверенность, а засвидетельствовать.

Смиттен. — Совершить подлог, все равно. Вы считаете, что с точки зрения нравственной бесспорно, что Нахимов менее виновен, чем тот чиновник. Вы ходатайствуете о помиловании Нахимова, а по отношению к тому чиновнику вы не возбуждаете вопроса о помиловании, хотя доверенность оказалась подложной и ничего вредного не произошло.

Добровольский. — Тот, несомненно, виноват. Он мог этого не сделать. В этом же и заключается весь строй этой мысли. В этом отношении я был, как посторонний человек: тогда был Чебышев, и при докладе я никаких возражений по этому поводу не встретил.

Смиттен. — Не докладывал ли вам Лядов и не было ли составлено записки, что спор сводился к вопросу о квалификации преступления?

Добровольский. — Никаких записок не было. Я хотел сказать, что, между прочим, — не помню, в этом докладе, или в другом, — было дело такого рода: осуждена была целая компания в Курской губ., чуть ли не в Брянском уезде, под названием «пиковые валеты». Это была все молодежь, студенты, гимназисты, какие-то барышни, которые составили компанию для экспроприации с политическим характером и ходили по магазинам. По их делу точно так же был приговор, затем ходатайство о смягчении участи, а государю я доложил, что хотя преступление судом признано, тем не менее, есть основание для помилования. Они были освобождены от наказания.

Председатель. — Кто ходатайствовал за них? Суд?

Добровольский. — Суд.

Председатель. — А кроме суда?

Добровольский. — А вот не помню, кажется, никто.

Председатель. — Яншин тоже помилован?

Добровольский. — Я думаю, нет; я бы знал.

Смиттен. — Позвольте мне продолжить вопрос. Следовательно, вы говорите, что Лядов вам не докладывал, доклад впервые был представлен Чаплиным и оставлен в благоприятном смысле, без вашего указания?

Добровольский. — Беседа была.

Смиттен. — Разрешение дела было благоприятно для Нахимова?

Добровольский. — Я все подробно доложил государю.

Смиттен. — До того, как вы были назначены министром юстиции, все ваше участие в деле заключалось в том, что, выслушав просьбу ген. Шатилова, вы переговорили об этом с сенатором Чебышевым?

Добровольский. — Я проверил мое мнение.

Смиттен. — Не обратились ли вы с просьбой в министерство юстиции задержать это дело? Не предупреждали ли вы, что будет просьба о помиловании?

Добровольский. — Я даже не знаю, когда Нахимовым был подано прошение.

Смиттен. — Значит, вы впервые узнали, вступив в должность?

Добровольский. — Да.

Председатель. — Вы твердо помните, что до назначения вашего министром юстиции вы не знали об этой, по вашему мнению, несправедливости, причиненной судом Нахимову?

Добровольский. — Т.-е. как? Я не могу вам сказать, состоялось решение сената до или после этого.

Председатель. — На вопрос о том, не знали ли вы до вашего назначения об этом деле, вы отвечаете отрицательно?

Добровольский. — Да.

Смиттен. — Вам не было известно, что в решении этого дела, в смысле искания путей в Царском Селе для благоприятного разрешения, близкое участие принимает Распутин?

Добровольский. — Нет. Было письмо Ростовцева,[*] секретаря императрицы.

Смиттен. — Письмо Ростовцева[*] могло быть ответом на просьбу. До вашего назначения министром Нахимов к вам не обращался лично и вам никто не передавал?

Добровольский. — Никто.

XXVI. Допрос И. Г. Щегловитова. 24 апреля 1917 г.