Председатель. — Но как укладывались в вашем сознании, в сознании товарища министра внутренних дел, вот эти два факта: факт вашего отрицательного отношения к провокации с такой щепетильностью, что вы считали недопустимой провокацию по постановке типографии, и на-ряду с этим тот факт, что у вас имеется агент в центре — ибо агент в центре это не есть просто агент в партии, в организации или вне организации, что даже не преступно. Агент в центре, это — несомненно преступно.
Макаров. — Я себе не представлял в точности положение этого агента. Я не разумел в точности, что этот агент есть член центральной организации с.-р. Я разумел, что это лицо — близкое к центру, а каково его значение, его положение в партии, — этого я не знал.
Председатель. — Когда вы узнали об Азефе?
Макаров. — Об Азефе я узнал незадолго перед тем, как разыгралась вся эта история с его разоблачением и его провалом, с речью Столыпина в гос. думе. Незадолго перед этим.
Председатель. — Тогда вы были уже…
Макаров. — Я был товарищем министра.
Председатель. — Вы были товарищем министра. Но как же вы реагировали на это?
Макаров. — В то время реагировать, в сущности, уже не было надобности. Я относился к этому в высокой степени отрицательно, раз я узнал, что Азеф принимал участие в таких действиях, как действия террористические. Но в то время Азеф из нашей сферы уже вышел, потому что в качестве провалившегося агента он исчез.
Председатель. — Азеф вышел из вашей сферы, но из вашей сферы не вышли те должностные лица, которые ведали Азефом?
Макаров. — Да.
Председатель. — Что же было сделано вами в отношении этих должностных лиц?
Макаров. — Видите ли, мне кажется, что Герасимов после этого ушел. Это было в самом конце моей деятельности. Я думаю, что это было в декабре 1908 г. Я точно не припомню, но это можно установить по дате речи П. А. Столыпина. Я не припомню, когда именно это было в государственной думе, но знаю, что в самом конце моей деятельности. 1-го января я ушел.
Председатель. — Значит, за такое крупное явление, в провокационном смысле, каким является Азеф, оказывался ответственным только один человек — Герасимов и никто больше?
Макаров. — Да. Потому что Азеф не был никогда ни в каких сношениях с департаментом полиции.
Председатель. — Но ведь Герасимов был в сношениях с департаментом полиции?
Макаров. — Герасимов скрывал Азефа. Он один сносился с ним. Азеф никогда не имел сношений ни с департаментом полиции, ни с вице-директором, ни с начальником особого отдела, — никаких сношений.
Председатель. — Но ведь Герасимов является подчиненным лицом. Герасимов имел над собой начальство, которое следило за его действиями.
Макаров. — Конечно. Вообще это должен был решать не я, а министр внутренних дел. Я думаю, что этот вопрос сам собой разрешился: Азеф исчез и перестал появляться, Герасимов ушел, и Трусевич после 1 января 1909 г. тоже ушел.
Председатель. — Простите, Александр Александрович, но ведь Герасимов ушел не на скамью подсудимых, а в отставку, и даже не в отставку…
Макаров. — Это было распоряжение П. А. Столыпина, — в то время, когда я уже не был товарищем министра.
Председатель. — Трусевич ушел не на скамью подсудимых, а в Сенат, и получал сенаторское жалованье.
Макаров. — Я не буду защищать Трусевича перед Комиссией, но я должен сказать, что в сущности вина Трусевича, с моей точки зрения, представляется весьма мало доказанной, потому что Трусевич никакого отношения по существу к Азефу не имел. Это были исключительно отношения Герасимова.
Председатель. — Так скажите, в частности, что вы знали по докладу Герасимова, и если что-нибудь знали, — то об отношении Азефа к покушению на Гершельмана и Рейнбота?
Макаров. — Нет, ничего не знаю.
Председатель. — А известна была вам фамилия, или, по крайней мере, факт существования очень выдающегося агента по партии с.-р. у начальника московского охранного отделения вашего периода, г-жи Жученко?
Макаров. — Я потом слышал о ней, по донесениям, когда уже был министром внутренних дел и когда она агентом не состояла. Она была провалена.
Председатель. — Но в бытность вашу товарищем министра?
Макаров. — Нет.
Председатель. — По донесениям тогдашнего начальника московского охранного отделения, Климовича, вы не усмотрели существования крупной агентурной силы около террористических актов, произведенных в Москве?
Макаров. — Нет, на меня такого впечатления это не производило.
Председатель. — А не отмечали вы большой осведомленности в отношении партии с.-р. и вообще террористических актов у московского охранного отделения и его начальника?
