Падение царского режима. Том 2

Беляев. — Мне, как военному министру, было указано государем, что этот вопрос нужно обсудить.

Апушкин. — А почему не главнокомандующему северным фронтом, которому Петроград был подчинен?

Беляев. — В это время государь находился в Царском Селе и, кроме того, в это время начиналась конференция, и у нас происходили предварительные обсуждения. Здесь находился начальник штаба верховного главнокомандующего, и, поэтому, государь приказал мне переговорить об этом с ним.

Апушкин. — Но государь был сам верховным главнокомандующим, а в Царском находился его начальник штаба.

Беляев. — Не в Царском, а в Петрограде.

Апушкин. — Почему же государь вам поручил переговоры с начальником штаба?

Беляев. — Затрудняюсь ответить, почему. Может быть, он одновременно приказал переговорить и генералу Гурко. Во всяком случае, я получил приказание от государя обсудить этот вопрос и представить по этому поводу соображения. Я отлично помню, что это было в воскресенье; я воспользовался пребыванием в Петрограде Гурко и с ним имел по этому поводу переговоры. Когда я был у генерала Гурко, тут же находился и начальник штаба главнокомандующего северным фронтом, генерал Данилов. Тут как раз и были намечены те основы, на каких этот перевод должен быть совершон. Было установлено, что произойдут необходимые письменные сношения; затем генерал Рузский представил свои соображения, на основании которых приходил к выводу, что это было неосуществимо. Задолго до моего назначения было установлено, что в Петрограде различные управления и заводы получают продовольствие из интендантских учреждений. В действительности же тыл должен довольствовать фронт. А выходило так, что фронт составлял известные расчеты, и все эти расчеты нарушались потому, что в это время в военном министерстве возникали соображения относительно довольствия рабочих Путиловского завода и других военных заводов. Армия не получала того, что ей нужно, потому что часть того, что предназначалось для армии, передавалась тыловым учреждениям, даже не входящим в ее состав. Нужно было прекратить такой порядок. Мне это докладывал главнокомандующий войсками, что он получил от военного министра приказание относительно снабжения кадетских корпусов и военных училищ. Между тем, генерал Рузский объявил обратное приказание, указав, что их не нужно довольствовать. Одним словом, создавалось в высшей степени затруднительное положение. Нужно было все согласовывать, приходить к известному согласительному решению. Генерал Рузский основывал свои расчеты на том, что представлял ему фронт, а другая власть вводила в эти соображения поправки, на основании тех требований, которые предъявлял тыл. Интересы тыла вызывали нарушение интересов фронта.

Апушкин. — Почему вы считали Петроград тылом, когда он считался в районе военных действий?

Беляев. — Тыл нужно разделять на несколько этапов. Например, Киев является тылом для юго-западного фронта. Петроград был тем, что для Двинского фронта…

Апушкин. — Но особое значение Петрограда учитывалось по сравнению с Двинском, Минском и Смоленском и учитывалось не в его пользу, очевидно?

Беляев. — До тех пор это особое положение не учитывалось. Он представлял то же самое, что и Минск, — тыловую базу. Чтобы выйти из этого положения и чтобы действительно поставить Петроград в условия, в которых бы, казалось, он должен быть как столица государства, и было решено выделить Петроград из района северного фронта и сделать его самостоятельной единицей.

Апушкин. — Вы его рассматриваете, как столицу или как тыловую базу?

Беляев. — Прежде всего, как столицу России.

Апушкин. — С тех пор, как он перестал иметь значение тыловой базы? С какого времени значение столицы превысило значение тыловой базы?

Беляев. — С тех пор, как постепенно стали проявляться различные затруднения в снабжении населения, по крайней мере той его части, которую признано необходимым довольствовать распоряжением правительства.

Апушкин. — Итак, было решено Петроград выделить? Самый Петроград или Петроградский округ?

Беляев. — Нет, Петроград и ту часть, которая была не нужна для действующей армии.

Апушкин. — Это ваши соображения или соображения, выяснившиеся при вашей беседе с генералом Гурко?

Беляев. — Конечно, соображения постепенно вырисовывались. Были и мои, выясненные при нашей беседе с генералом Гурко и Даниловым и вылившиеся в ту форму, которая и была установлена.

Апушкин. — Кто участвовал в выяснении этого вопроса, на кого вы возложили это?

Беляев. — На генерала Каменского. Он был начальник по устройству службы войск, который непосредственно решал эти вопросы.

Апушкин. — Этот вопрос вам был предложен бывшим государем в устной форме?

Беляев. — Нет, в письменной. Я получил записку от его величества.

Апушкин. — Вы не помните содержания этой записки?

Беляев. — Это была коротенькая записка.

Апушкин. — Она имела какой характер — предложение обсудить вопрос, или вопрос уже был предрешон?