— Да, но кратковременность жизни Думы опять таки зависела от вас; она не могла в эти немногие дни своей работы в 1914 и 1915 годы переработать хотя бы ваши триста восемьдесят четыре мероприятия, по 87 статье проведенные.
Горемыкин.
— Может быть, не все они требовали такого серьезного рассмотрения. Я думаю, что много было и пустяков.
Председатель.
— Во время вашего председательствования с начала войны Дума функционировала в 1914 году один день (26 июня), в 1915 году — два дня (27–29 января) и сорок четыре дня (19 июля — 3 сентября). Чем объясняется, что Дума работала так мало? Вызывался ли роспуск желанием самой Думы или это было желанием правительства?
Горемыкин.
— Нет, тут правительство, повидимому, не играло никакой роли.
Председатель.
— Но в руках правительства было такое могущественное средство, как высочайшее повеление in blanco о роспуске.
Горемыкин.
— Я понимаю; вы изволите говорить, что Дума мало собиралась. Может быть, может быть это и было.
Председатель.
— Кому же принадлежала инициатива роспуска? Или сама Дума говорила: распустите нас, мы кончили свою работу?
Горемыкин.
— Дума говорила во многих случаях, что кончили; а перед июлем 1914 года Дума собиралась ведь на долгое время.
Председатель.
— Нас интересует время с начала войны.
Горемыкин.
— Так ведь она собиралась довольно долго; когда была объявлена война, тогда ведь Дума собиралась: это знаменитое заседание было.
Председатель.
— Из самой цифры мероприятий, проведенных вами в порядке 87 статьи, видно, что была громадная потребность в законодательстве. Отчего же вы не заставляли Думу работать все время, — пускай она это все сделает?
Горемыкин.
— Было много распоряжений таких, которые Дума не сделала бы и не хотела делать.
Председатель.
— Значит, было много таких мероприятий, которые вы принимали потому, что их все равно не приняла бы Дума.
Горемыкин.
— Нет, не потому что не приняла бы Дума, а потому, что Дума отнеслась бы совершенно безразлично к этому. Я не помню, впрочем, этих мероприятий.
Председатель.
— Ко времени пребывания вашего в должности председателя совета министров относятся вот эти три тома чрезвычайных распоряжений в порядке 87 статьи. Таким образом, за полтора года вашего председательствования государство фактически перешло к строю, существовавшему до 1906 года, т.-е. законодательные учреждения были упразднены, и вы законодательствовали путем высочайших повелений.
Горемыкин.
— Ведь война же была тогда.
Председатель.
— Почему же во время войны вы не собирали Думу? Нужно было напряжение всех народных сил.
Горемыкин.
— Я затрудняюсь в настоящее время дать вам ответ на этот вопрос; но дело в том, что во время войны все эти мероприятия неизбежны.
Председатель.
— Почему же они не шли в законном порядке? Почему вы не созвали для этого Думу?
Горемыкин.
— Я не знаю.
Председатель.
— Не нужно ли искать ответа на этот вопрос в том, что вы как будто начали объяснять, что Дума не приняла бы значительного количества этих мероприятий, по крайней мере в том виде, как они издавались?
Горемыкин.
— Они издавались по мере надобности, по докладам членов совета министров.
Председатель.
— Вы не отвечаете все-таки на вопрос: почему все то важное, что содержится в этих трех томах и что тяжелым бременем ложилось на народ, не было внесено в Государственную Думу в законном порядке?
Горемыкин.
— Потому что многие из этих распоряжений требовали скорого времени; ведь механизм Думы очень длительный.
Председатель.
— Почему же вы не созывали ее скорее и не позволяли ей рассмотреть эти распоряжения?
Горемыкин.
— Они все рассмотрены Думой. Дума сама уклонялась от рассмотрения этих законов.
Председатель.
— В чем выразилось ее уклонение?
Горемыкин.
— А просто в том, что она их не рассматривала.
Председатель.
— Как же можно успеть рассмотреть все эти законопроекты, раз вы прерываете работу Думы на второй день, на сорок четвертый день?
Горемыкин.
— Сорок четвертый день — достаточный срок для того, чтобы рассмотреть все эти законоположения. Может быть, достаточный срок.
Председатель.
— Скажите, все ли эти мероприятия были внесены вами в Государственную Думу? По закону, вы должны вносить в пределах двухмесячного срока; между тем, Дума ни разу не собиралась на такой срок.
Горемыкин.
— Может быть.
Ольденбург.
— Есть некоторое противоречие в ваших словах. Вы говорите с одной стороны, что не вносили потому, что механизм Думы так тяжел, что нельзя скоро провести, с другой стороны, оказывается, что сорока четырех дней, по вашему мнению, довольно, чтобы провести такую массу законопроектов.
Горемыкин.
— Я этого вовсе не говорю. Ведь в то время было внесено только известное количество законопроектов; те, которым срок еще не истек.