— По поводу дела 2-й думы знаю Шорникову и еще другого господина, которого я только видел у себя в кабинете, когда он получал паспорт. Это, несомненно, поляк. Знаю, что он жил где-то на границе России и Австрии или в Варшаве. Их было три брата, и он, кажется, был что-то в роде секретаря.
Иванов.
— Бродский?
Комиссаров.
— Бродский. Вот Бродского я видел. И Шорникову.
Председатель.
— Вы узнали Шорникову, когда она сотрудничала в охранном отделении?
Комиссаров.
— Я вам скажу, каким образом это было. Я помню, из жандармского управления была получена бумажка о том, что, при каком-то дознании, какая-то Шорникова выразила согласие давать сведения.
Председатель.
— Когда это было?
Комиссаров.
— Этого я не могу сказать. Вероятно, в 1907 году, потому что я был тогда в петербургском охранном отделении. Такие бумажки сейчас же передаются начальнику охранного отделения. И тогда было поручено — я не помню, Кулакову или Доброскоку? — кажется Кулакову — поехать и повидаться. И вот, через некоторое время, в охранном отделении докладывают, что пришла какая-то Шорникова. Я ее увидел тогда в первый раз и спросил, что ей надо. Я только один раз ее и видел.
Председатель.
— А кто работал с ней или, как это называется, руководил ею?
Комиссаров.
— Еленский, — безусловно. Я помню, что Еленский вел с нею сношения и, когда делался обыск в этой организации, она ужасно волновалась, чтобы его телеграмма к ней не попала там. Он послал ей телеграмму, потому что был с ней в сношениях. Я думаю, что Шорникова была в военной организации и если бы там нашли телеграмму помощника начальника охранного отделения и ее поместили бы в протокол, то…
Председатель.
— Что вам известно об участии в этом деле Шорниковой, с одной стороны, и Столыпина, вообще вашего высшего начальства, с другой?
Комиссаров.
— Об их участии в чем?
Председатель.
— Об участии в постановке этого дела. Вы же знаете, что это дело было инсценировано, поставлено на суд.
Комиссаров.
— Я знаю только одно, что Шорникова была и Бродский. Я узнал об этом post factum, — во время ликвидации. Помню только одно, что все они очень были довольны, что архив военной организации был, что-то такое в течение месяца, в их руках. Это я помню хорошо.
Председатель.
— В течение месяца до ареста?
Комиссаров.
— До ареста.
Председатель.
— Значит, она передала архив?
Комиссаров.
— Не знаю, она ли передала или Бродский, но только архив был у них, и они были довольны.
Щеголев.
— Может быть, архив хранился в охранном отделении?
Комиссаров.
— Нет, я только одно помню, что все они очень волновались, — Доброскок, Кулаков и Еленский.
Председатель.
— Это было радостное волнение, оттого, что удалось заполучить архив?
Комиссаров.
— Радостное волнение.
Председатель.
— Вы знаете, что все дело Шорниковой было выдающееся дело. Вы были в охранном отделении в то время, скажите нам, как Герасимов ездил к Трусевичу, как ездил Макаров к Столыпину?
Комиссаров.
— Опять-таки я говорю, что я лично в этом отношении…
Председатель.
— Это мы усвоили. Вы сидели, заведывали канцелярией, — так как вы, повидимому, умеете отделывать и составлять бумаги, а офицеры были телеграфисты и не очень хорошо писали и т. д. Но мы не про вашу деятельность сейчас вас спрашиваем, а про то, что вы видели и слышали, как готовилось это дело с.-д. фракции 2-й государственной думы.
Комиссаров.
— Разве вам кто-нибудь скажет!
Председатель.
— Мы думаем, что вы можете сказать.
Комиссаров.
— Сохрани бог и помилуй!
Председатель.
— Хотя вы это не готовили…
Комиссаров.
— Я вам скажу таким образом. Мне пришлось столкнуться с Шорниковой года через три или четыре.
Председатель.
— Мы к этому перейдем. Вы расскажите о том, что относится ко времени дела с.-д. фракции.
Комиссаров.
— Этого, уверяю вас, никто в канцелярии знать не мог. Я думаю, что и Доброскок в этом отношении вам не скажет. Это велось Еленским и Герасимовым.
Председатель.
— Еленским и Герасимовым?
Комиссаров.
— Еленским и Герасимовым, это безусловно.
Председатель.
— Вам лично никогда не приходилось докладывать об этом деле Столыпину или Макарову?
Комиссаров.
— Нет, никогда. Да разве это возможно было?
Председатель.
— Вы сказали, что архив был некоторое время в распоряжении охраны. А вы знаете, что наказ гарнизону или воинской части тоже был в руках Еленского и Герасимова до производства ареста и в копии передан ими начальству?
Комиссаров.
— Этого я не знаю. Я помню только, что они усиленно ждали, что наказ и солдаты будут во время обыска на Невском проспекте.