— Очевидно, в 1906 г., потому что Лопухин не был уже директором, а жил у Урусова. Так вот вызывает меня Витте. Я сказал, что собственно ехать не могу, — не имею на это разрешения. Через некоторое время является чиновник, берет меня за рукав и говорит, что Витте приказал ехать. Я тогда приехал к Витте. Витте, — слов нет, — любезно меня встретил в кабинете, и начинается разговор: «Чем вы занимаетесь?» «Тем-то и тем-то». — «Какие последние сведения оттуда-то и оттуда-то по поводу иностранных государств?» — Я говорю: «такие-то и такие-то». Тогда Витте открывает стол и вынимает целую пачку прокламаций: «Вам это известно?» — «Нет, говорю, — неизвестно». Тогда он начинает перебрасывать: «А это вам известно?» Как раз вынимает, действительно, то самое. «Да, — говорю, — это известно». — «А это у вас печаталось?» Я говорю: «Да, печаталось». — «Каким образом?» Я подробно рассказываю. «А кто печатал?» Я говорю, что Соркин. — «Какой Соркин?» — «Не знаю, понятия не имею. Один раз в жизни видел».
Председатель.
— Очевидно, это был кто-то из служащих департамента полиции.
Комиссаров.
— Нет, я вовсе не знал. Я сорок раз просил опубликовать, когда меня травили. Знаете, как это для меня было важно в то время. Я потом узнал, — Соркин служил в Москве в одной из типографий, — кажется, бывшего заведующего особым отделом департамента, Сазонова. Одно время после Зубатова был временно Сазонов, это еще до меня. Соркин служил метранпажем и кем-то был там… И вот Витте показывает мне прокламацию. «Да, — я говорю, — верно». — «Это ваша?» — «Наша». — «Так вот имейте в виду, что вас на-днях допросят. Пожалуйста, скажите, нечего там вдаваться в подробности, а прямо скажите, что у вас печаталось». И вот (между прочим, и Лопухин, и Урусов живы, спросите, они вам скажут) оба говорили мне «об этом не беспокойтесь», — одним словом, чтобы я этим не волновался, молчал бы, потому что, во всяком случае, это для меня худо не будет. Вот, позвольте дальше сказать. — Я уехал. На другой день, что ли, являются Камышанский и Рачковский, — я занимался по вечерам в департаменте, — и вызывают меня. Я прихожу в кабинет к ним. Уселись: — «Вот, будьте добры, пожалуйста, отвечать на опросные пункты». Дали мне лист с опросными пунктами, — о том, что печаталось то-то, такая-то печаталась брошюра, не печаталось ли еще что, кто именно печатал. А после этого через несколько времени Урусов объявляет об этом в думе! Урусов первый заявил об этом в думе. Вот и пошла история! Спросите у Лопухина, Урусова, — они живы.
Председатель.
— Значит, бумажку принес Макаров?
Комиссаров.
— Макаров позвал меня и дал эту самую бумажку. Как теперь помню…
Председатель.
— А за какой подписью? От имени какой организации?
Комиссаров.
— Абсолютно никакой.
Председатель.
— После этого произошла, значит, резня в Тукуме?
Комиссаров.
— В Тукуме. Я теперь хорошо не помню, но в Тукуме стоял кавалерийский эскадрон, латыши ночью напали и перерезали эскадрон.
Председатель.
— Значит, эта прокламация возбуждала солдат против латышей?
Комиссаров.
— Не помню хорошо… В том смысле, что латыши бьют, потому что это революционные организации, а солдаты должны защищать правительство.
Иванов.
— Возбуждение солдат против латышей?
Комиссаров.
— Я теперь хорошо не помню. Должна же она быть где-нибудь.
Председатель.
— Скажите, вы там, в департаменте полиции, один сидели по этому делу или у вас были сотрудники?
Комиссаров.
— Там же работал профессор Попов.
Председатель.
— В одной комнате с вами или как?
Комиссаров.
— Нет, три комнаты было.
Иванов.
— Скажите, а когда Макаров показал вам вот эту прокламацию и предложил ее отпечатать, вы читали ее в то время?
Комиссаров.
— Читал.
Иванов.
— И возражали? Или по содержанию этой бумаги ничего не возражали?
Комиссаров.
— Ничего не возражал.
Председатель.
— Вы сказали, что Соркин набрал эту прокламацию, и ее отпечатали?
Комиссаров.
— И отпечатали.
Иванов.
— Где теперь этот Соркин?
Председатель.
— В Москве?
Комиссаров.
— Должно быть, в Москве.
Председатель.
— Это его настоящее имя — Соркин?
Комиссаров.
— Да, настоящее.
Иванов.
— Он не служил в департаменте полиции?
Комиссаров.
— Не могу вам сказать.
Председатель.
— Теперь перейдем к позднейшему времени. Скажите пожалуйста, каковы были ваши отношения с Протопоповым, министром внутренних дел?
Комиссаров.
— Протопопова я знал лет 25 или 26 тому назад, когда я только что вышел в офицеры. После этого я два раза видел Протопопова на квартире у Белецкого, когда он был товарищем председателя государственной думы.