Падение царского режима. Том 4

Штюрмер испросил в свое распоряжение у царя особый фонд в сумме 5 милл. рублей. В них он должен был отчитаться перед контролем. Слышал это от бывшего министра земледелия Наумова. На какую цель предназначался этот фонд — не знаю; знаю только, что он был в распоряжении председателя совета министров. Я слышал от В. В. Граве, что Штюрмер, когда был министром внутренних дел, временно затерял военный шрифт[*], потом он нашел его, но все же военному министерству пришлось изменить шрифт[*]. Рубинштейн мне говорил, что Штюрмер проводит члена гос. совета Охотникова в министры финансов или земледелия и что Охотников будто бы готов заплатить за это Штюрмеру миллион рублей. Последнее я считаю сплетнею. О кандидатуре же Охотникова на его место я говорил Барку. От Рубинштейна или Гурлянда я слышал, что фрейлина Никитина будто бы роется в столе Штюрмера и читает находящиеся там бумаги. Гурлянд находил, что Штюрмер напрасно приближает к себе Никитину. Никитина приезжала ко мне один раз; знал я ее только по встречам у Штюрмера. Самойлова, чиновника особых поручений при нем, после ухода Штюрмера, я поместил вице-директором департамента общих дел.[*] Я и Куколь находили его вполне достойным этого назначения. Куколь знал Самойлова по его службе в управлении по воинской повинности, я же оценил его, как большого работника и дельного человека за время, когда он вел производство по совещанию о дороговизне. Елизавета Владимировна Штюрмер предупреждала меня, что среди лакеев в доме министра внутренних дел есть сыщики департамента полиции, советовала их удалить. Я никого из прислуги не переменил. Я слышал, будто бы чиновник особых поручений Андро ежедневно ездил к Штюрмеру передавать кто у меня бывает и сведения о делах, кои он мог узнать. Я не придал этому веры и значения и, считая его полезным, оставил на занимаемом им месте.

В связи с новым пониманием мною значения дела о растрате А. Н. Хвостовым 1.300.000 р., а следовательно, и значения документов по этому делу, надпись Штюрмера на одном из отчетов этим суммам заставляет меня думать, что он в равной с Хвостовым мере причастен к этому делу.

Отчеты, которые были мне предъявлены следователем, мне кажутся теперь отчетами в расходовании фальшивых денег (об обращении таковых в стране я узнал уже будучи в крепости, как говорил в своих показаниях, ранее же я этого не подозревал). Отношения Штюрмера и Хвостова мне неизвестны, но я знаю, что Гурлянд был близок к обоим и, может быть, знает это. У меня является также подозрение, что занятые мною у графа Татищева под векселя 50.000 р. могут оказаться фальшивыми. Пачку денег, завернутую в бумагу и им мне переданную, я не развертывал.

После ухода Сухомлинова из министров я несколько раз был у него. Он жил на Торговой ул. № 12 потом на Офицерской № 53; я хотел оказать ему внимание, не веря в его виновность и памятуя его доброе отношение ко мне в бытность его министром. Я знал его и его брата еще во время моего пребывания в кавалерийском училище. Я всегда считал его человеком бедным и слышал, что деньги, которые широко тратила его жена, даны ей Манташевым. После своей отставки он жил скромно, но обстановка его квартиры была очень хорошая. Он сказал мне, что за долгую службу, успел скопить 50.000 р., которые были им даны Утину, игравшему для него удачно на бирже, и что теперь у него есть обеспечение на старость. Позже от С. Т. Варун-Секрета я узнал, что у Сухомлинова всего денег оказалось 600.000 р.

Я слышал от своего брата С. Д. Протопопова, что член продовольственной комиссии при градоначальнике — Фомин[*] принимает муку от Г. Черяка (фамилии точно не помню) затхлую, дает ему, преимущественно перед другими, вагоны под груз и другие льготы. Действия комиссии, вообще, вызывали нарекания. Я говорил кн. Оболенскому по поводу нареканий на Фомина[*]. Он за него заступался; я ему поверил, но не вполне; все же в то время я не распорядился расследовать это дело. Действия комиссии подверглись расследованию только по делу Виткуна, случившемуся вскоре после сообщения моего брата о действиях Фомина[*], — уже после ухода Оболенского. Расследование велось Гагариным и обнаружило виновность одного из членов комиссии, дело которого передано было следователю.

А. Протопопов

.

27 июля 1917 г.

VIII.

В Чрезвычайную Следственную Комиссию.

Дополнительное показание.

[Иностранные займы на железнодорожное дело. (31 июля.)]