Назначение Н. А. Добровольского состоялось уже после смерти Распутина, так как А. Ф. Трепов выставил против кандидатуры Добровольского несколько соображений, касавшихся как либеральных взглядов Добровольского, в особенности по инородческому вопросу, так и обвинения в пристрастном, якобы, отношении последнего к проходившему по первому департаменту правительствующего сената, в бытность Добровольского обер-прокурором этого департамента, делу одного акционерного предприятия, во главе которого состоял родственник бывшего французского президента Карно, относительно земельного спора, представлявшего крупный имущественный интерес для этого общества. Так как А. А. Вырубова просила меня проверить, насколько основательны эти обвинения, то я, узнав от А. В. Маламы, что относительно последнего дела еще И. Г. Щегловитовым было произведено негласное расследование, не давшее существенных результатов к обвинению Н. А. Добровольского в служебной недоброкачественности, передал об этом Вырубовой, добавив от себя, зная Добровольского как по совместной службе в сенате, так и в частной жизни, что он всегда придерживался более широких взглядов в вопросах отношения к инородцам, в особенности к евреям и полякам, проводя свою точку зрения в своих выступлениях и в кружке Штюрмера, вследствие того, что он вынес эти впечатления из своей административной службы на западной окраине России. После того как состоялось назначение Добровольского, я был у него несколько раз по новому своему назначению к присутствованию в сенате и из обмена с ним мнений по делу Сухомлинова вынес впечатление, что и он преемственно не считал себя вправе возбуждать перед государем вопрос о прекращении дела Сухомлинова, хотя и знал точку зрения на это дело императрицы и Вырубовой, указывая мне те же мотивы, какие выставлял мне и А. А. Макаров.
Возвращаясь снова к Б. В. Штюрмеру, считаю долгом доложить, что по моем возвращении осенью в Петроград, гр. Борх, явившись ко мне, начал мне выражать от имени Штюрмера глубокое сожаление последнего по поводу моего отсутствия из Петрограда во время произведенного ген. Климовичем ареста Мануйлова, лишившее Штюрмера возможности обратиться ко мне за советом по этому поводу. Из слов Борха, я заключил, что арест Мануйлова сильно озабачивал Штюрмера, и всю в этом деле вину Штюрмер приписывал интригам против него Климовича и двойственному поведению товарища министра внутренних дел Степанова, который, будучи им приглашен на эту должность, тем не менее, не предупредил его о цели командировки его в ставку А. Н. Хвостовым[*] и тем самым лишил его возможности своевременно принять меры к ликвидации дела Мануйлова. При этом гр. Борх выразил мне желание Штюрмера со мною повидаться и посоветоваться по делу Мануйлова. Арест Мануйлова, действительно, последовал во время моего отсутствия из Петрограда, и с подробностями его я познакомился как из отчетов «Русского Слова», так по приезде, со слов дочери Мануйлова, его жены Деринговской и Климовича, пожелавшего узнать мой взгляд на это дело и рассказавшего мне много из прошлой жизни Мануйлова, в департаменте полиции в качестве заведующего особым отделом, чего я не знал и что было ему известно по прежней службе и в этот момент при собрании, пред арестом Мануйлова, подробных о нем сведений. К этому времени я сам уже убедился во многих отрицательных чертах Мануйлова, но, тем не менее, способ постановки обличения Мануйлова в недобросовестных его отношениях к И. Хвостову, в чем я видел наводящую руку А. Н. Хвостова, сокрытие от Штюрмера ареста Мануйлова, несмотря на то, что последний состоял в прикомандировании к Штюрмеру как председателю совета министров и взятие при обыске писем Распутина, карточки митрополита и Вырубовой, — все вместе взятое давало мне основание предполагать, что, в данном случае, Климовичем руководило желание, путем разоблачения Мануйлова во всей совокупности неблаговидных сторон его деятельности, скомпрометировать Штюрмера не только близостью к нему Мануйлова, но и в глазах Вырубовой, которой Штюрмер аккредитовал Мануйлова как особо доверенное им лицо, часто посылая его к Вырубовой с своими секретными поручениями. Вместе с тем, близость Мануйлова к Распутину и митрополиту и знание им многих сторон закулисных влияний того времени бесспорно не могли не привлечь общественного внимания к этому процессу; при этом для меня было несомненным и то обстоятельство, что Мануйлов не будет разборчив в способах защиты и, чтобы избежать постановки дела о нем на суд, прибегнет к воздействию на лиц, ему покровительствовавших, не только путем просьб о заступничестве за него, но и застращиванием их своими показаниями следственной власти, что впоследствии и случилось. Об этой своей точке зрения на арест Мануйлова я сказал и ген. Климовичу, с которым я был солидарен в отношении оценки Штюрмера и отношений Вырубовой к Распутину.