— С этим происходила, конечно, борьба. В то время это считалось незаконным.
Председатель.
— Но Малиновский проповедовал лозунги учредительного собрания и республики. Приходится признать, что для того, чтобы быть осведомленным, вы шли на активную работу Малиновского, т.-е. шли на распространение и усиление в стране лозунга низвержения самодержавия и требования учредительного собрания и республики.
Виссарионов.
— У меня лично никогда этой мысли не было.
Председатель.
— Вы инстинктивно смягчаете некоторые выражения. Я бы хотел, чтобы вы совершенно точно и определенно ввели нас в круг вашей психологии. Мне хотелось бы поставить вам вопросы несколько щекотливого свойства: Малиновский был против Думы. Между прочим он стоял на той точке зрения, что работа в Думе недостаточна, что должны быть открытые выступления, и движение должно итти помимо Думы. С этого рода мыслями вы не боролись, и этого рода части проектов его речей вами пропускались?
Виссарионов.
— Я лично не пропускал никаких его речей.
Председатель.
— Цензура речей его лежала на Белецком?
Виссарионов.
— Я его речей не видал совсем. Помню какие-то работы он приносил. Может быть, это был материал для речей.
Председатель.
— Не было ли у вас такой мысли, что вы защищаете существующий строй, допуская развиться движению против Думы и вне Думы?
Виссарионов.
— У меня не возникало этой мысли. Я вам докладывал: когда я увидал опасность, я об этом сказал Степану Петровичу.
Председатель.
— Пожалуйста, продолжайте изложение фактов.
Виссарионов.
— В Костроме, кажется, в марте 1913 года я доложил о Малиновском товарищу министра Джунковскому, и у меня осталось впечатление, что генерал Джунковский знает о нем, потому что он ответил так: «Да, с этим господином надо расстаться».
Председатель.
— В чем заключалось ваше руководство политической деятельностью этого члена Государственной Думы?
Виссарионов.
— Ему давались указания, чтобы он приносил все материалы, узнавал бы планы фракции, выступления, которые имеются в виду.
Председатель.
— Конечно, он был блестящим осведомителем, он осведомлял вас о том, что было, но не о том, что сам создавал; но несомненно, у вас не могло не быть мысли о влиянии через посредство этого человека на движение политической работы социал-демократических партий?
Виссарионов.
— Конечно, общая мысль была так или иначе в целях отстаивания существовавшего строя уменьшить значение деятельности партии. Вот общая идея, которая руководила.
Председатель.
— Что же вы делали в этом направлении, имея в руках такое сильное орудие, как вождь политической партии? Вы желали расколоть фракцию?
Виссарионов.
— Да, раскол между большевиками и меньшевиками поддерживался.
Председатель.
— Как реализовался раскол фракции большевиков и меньшевиков, какая из этих фракций считалась менее вредящей существующему строю?
Виссарионов.
— Я сейчас не могу доложить, какие шли директивы из департамента, но по общему взгляду большевики считались более опасными, чем меньшевики.
Председатель.
— Вопрос в том, считались или должны были считаться. Если вы, стоя на точке зрения сохранения общественного строя, все же провели центрального агента, большевика, притом очень активного человека, и если вы позволяли ему ездить в России и заграницей, устраивая собрания, — не утерялась ли при этом ваша отправная точка зрения?
Виссарионов.
— Как относился к этому директор, я положительно не знаю. А про себя я могу только одно сказать, что я никаких в этом отношении мер к подавлению, кроме представления докладов, не мог предпринимать. Я признаю, что это было упущением с моей стороны.
Председатель.
— Это было не упущением, а допущением известного порядка вещей.
Виссарионов.
— Я ничего не желаю сейчас ни утаивать, ни скрывать; но я на этом не останавливался.
Председатель.
— В тетрадочке с речами, которые произносил Малиновский, есть ваши отметки. Я не спрашиваю об объективных фактах, они ясны, но о психологии; вы можете живыми воспоминаниями осветить нам многое.
Виссарионов.
— Только теперь, когда вы мне напомнили, что проекты его речей были у меня в руках, я это вспомнил, у меня совершенно это ушло из памяти. И никогда не стремился к тому, чтобы сознательно допускать Малиновского к произнесению речей против существующего строя; я не отдавал себе отчета в своих поступках.
Председатель.
— Давайте, подведем итоги. Какая была общая политика относительно Малиновского? Это имеет интерес не только уголовный, это имеет более общий, исторический интерес.
Виссарионов.
— Политика эта проводилась главными руководителями ее. Министр или товарищ министра давали соответствующие директивы директору. У меня же была общая мысль — охранение путем уменьшения влияния на местах. Больше я ничего не имел в виду.