— О 30 тысячах я не знал. Они были кассированы на том основании, что инструкция была утверждена министром внутренних дел, обжалована по жалобе какого-то присутствия очень небольшим числом голосов и отправлена в сенат, где, кажется, одним голосом это прошло. Потом я написал туда о неправильности утвержденной мною инструкции.
Председатель.
— Вы написали, что министр внутренних дел признал неправильными свои действия?
Протопопов.
— Я сам виноват и никого не хочу винить, но дело в том, что надо было кассировать выборы, чтобы произвести вторые, ибо говорили, что первые произведены чрезвычайно лево.
Председатель.
— Кто говорил, что произведены чрезвычайно лево?
Протопопов.
— Говорили все, и я сам находил, что это необыкновенно крайне. Помилуйте, там, кажется, Астров был председателем.
Председатель.
— Разве это так страшно?
Протопопов.
— Ничего нет страшного, я теперь не боюсь, а тогда боялся, мне казалось, что это ужасно.
Председатель.
— Скажите, почему вы все-таки волнуетесь? Надо вам успокоиться.
Протопопов.
— Я не знаю, я, должно быть, не совсем здоров. То, что сегодня со мной было, это третий день. У меня неврастения и продолбление черепа, это даром не проходит. Я не знал, что я истерик, а это полная истерия. Я слышу звуки, слышу какие-то голоса, ясно, ясно слышу, как в гипнозе. Я не помню, о чем я говорил, но волновался и говорил.
Председатель.
— Вы бранили Бехтерева.
Протопопов.
— Я его ужасно браню.
Председатель.
— Разве Бехтерев действительно вас гипнозом лечил?
Протопопов.
— Два раза в неделю, в течение двух лет. После моей болезни (у меня неврастения была), от которой Бадмаев не мог вылечить, Бехтерев мне очень помог, он меня быстро поправил, давая мне облатки с кодеином. Я давно наблюдал, что на меня находило полосами такого рода состояние, и такие подъемы у меня бывали. Те слова, которые я слышал, я их обязательно повторю. Я чувствую, что меня Бехтерев испортил, он меня приучил, это безусловно гипнотическое влияние. Я сегодня не притворялся. Правда, двигательная мысль была — уйти из этой крепости, уйти из этой грязи, в которую я попал. Возьмите дело Хвостова — почему я удержал эти документы?
Председатель.
— Какие вы имеете в виду документы?
Протопопов.
— Те, которые мне А. А. Хвостов передал. Было два листочка, один больше, другой поменьше, четвертушка. Я ясно помню, и никаких там не было синих карандашей. 980 тысяч и 390 тысяч.
Председатель.
— Что же это такое?
Протопопов.
— Деньги, которые были взяты на выборы в Государственную Думу. Это снова Хвостов и Писаренков. Я их взял.
Председатель.
— На каком основании вы взяли?
Протопопов.
— Так как они взяты на выборы в Государственную Думу.
Председатель.
— По поводу этих 980 и 390 тысяч А. А. Хвостов вам говорил, что это дело рук его племянника?
Протопопов.
— Да, он говорил. Я знал, что его опрашивали. Я его не хотел видеть, но мне хотелось получить документы.
Председатель. —
Те, которые должны были компрометировать вас лично и кого еще?
Протопопов.
— Безусловно царицу, потому что Распутин, царь и царица — это все вместе.
Председатель.
— В чем заключались эти документы?
Протопопов.
— Этого я не знаю.
Председатель.
— Вы знали о существовании их через Комиссарова? Вы говорите о двух суммах — 980 и 390 тысяч в связи с этими листочками, — что же там было написано?
Протопопов.
— На одном 390 тысяч и несколько фамилий, а на другом 980 тысяч и больше ничего.
Председатель.
— Что же было сказано об этих 980 тысячах?
Протопопов.
— Сбоку, а не внизу написано Писаренковым: «На подлинном рукой Хвостова написано: рассмотрено его величеством».
Председатель.
— На чем, на подлинном?
Протопопов.
— На подлинном отчете.
Председатель.
— Не отчете, а докладе; это доклад о получении денег.
Протопопов.
— Да, это доклад государю. 980 тысяч и пустое место. Рукой министра написано: «Доложено». Это написано Писаренковым.
Председатель.
— А относительно другого листочка?
Протопопов.
— Там ровно ничего нет. 390 тысяч без расписки в получении, потом фамилии.
— К какому же времени относятся выдачи этим лицам?
Протопопов.
— Не помню.
Председатель.
— Когда же вам передал А. А. Хвостов?
Протопопов.
— 17 сентября. Он говорит: «Вот, что натворил мой племянник; я его вызвал, спросил, он только хлопает глазами; я назначил негласное расследование, но делайте, как хотите». — Вот буквальные его слова. Вот почему я негласное дознание не продолжал — потому что у меня отожествлялось дознание с получением документов Добровольского.