— В отношении к городскому Союзу вы можете отметить какие-нибудь особенности в связи с тем, кто занимал в данный момент пост министра внутренних дел или председателя совета министров? Не был ли особенно характерным, в смысле борьбы, Штюрмеровский период?
Челноков.
— Да, конечно. И Треповский то же самое, потому что съезд нам не разрешил все-таки Трепов. Трепов мне передал на словах, что он предоставляет этот вопрос решить в Москве и дал мне даже письмо, предоставляя решить вопрос Мрозовскому; Мрозовский же мне сказал: «Это неверно, Трепов по телефону настаивает, чтобы съезд не был разрешен. Может быть, я что-нибудь придумаю. Я нынче вечером еще раз поговорю». Он вечером переговорил, а на утро сказал мне: «Должен вас предупредить, что я получил категорический приказ от Трепова, как от представителя высшего правительства, этого съезда не разрешать».
Иванов.
— С Протопоповым вы имели тогда сношения?
Челноков.
— Трепов был председателем совета министров. Я все-таки говорил с Треповым и лично был у Трепова.
Иванов.
— Я хочу задать частный вопрос. Протопопову была послана программа съезда?
Челноков.
— Да, да. Когда я был у Хвостова, там был Волконский; Хвостов говорит: «Я вообще склонен разрешить этот съезд, но вы пришлите программу за две недели». Волконский говорит: «Пришлите лучше за три недели, у нас в канцелярии всегда волокита». Мы это сделали, хотя не считали себя обязанными.
Иванов.
— Так что Протопопов отлично знал предметы занятий съезда по программе?
Челноков.
— Да, да.
Ольденбург.
— Может быть, вы помните, что состоялось постановление совета министров лишить все общественные организации права на непосредственные заказы и давать только через ведомство? Это вызывало довольно значительные затруднения. Предшествовали этому какие-нибудь нажимы на вас или нет?
Челноков.
— Мы все время были под нажимом. Но эти нажимы, за исключением этих двух случаев, подносились в более или менее приличной форме. Например, история о заказах. Нам говорили: «Раз вы заказываете и интендантство заказывает, это вызывает конкуренцию». Я должен сказать, что и теперь министры стараются нас все время дискредитировать. Несколько раз указывали, что Союзы — это место, где скрываются от воинской повинности. Все время происходили проверки наших людей и внезапные ревизии. Но так как в правительственных сферах эти вопросы возбуждались, это переходило в прессу, где было принято упрекать Союзы, называя их окопами, в которые прячутся. Надо сказать, что сейчас Керенский предъявил нам то же самое обвинение, что у нас прячутся.
Председатель.
— В той форме, что учредил комиссию, которая должна пересмотреть вопрос?
Челноков.
— Он признал, что наши служащие как бы укрываются. Когда это делали те министры, это на наш союз не бросало никакой тени, но когда сказал Керенский, то этим он как будто признал, что у нас действительно существуют какие-то окопы.
Ольденбург.
— Вы знаете, что часто затягивалась выдача денег. Происходило это по волоките или сознательно?
Челноков.
— Я должен сказать, что в этом, пожалуй, скорее виноваты сами Союзы. Мы всегда обрушивались на правительство, и говорили, что оно виновато, но по документам чувствовалось, что нас этими деньгами хотят взять. Мне кажется, что было такое явление, что деньги, которые шли через Союзы, были до такой степени громадны, что они должны были призадуматься. Затем действие Союзов расширялось так стихийно, что в комиссии, где сидел старый генерал Веденяпин, человек в высшей степени честный, и второстепенные представители ведомства, приходили в ужас, когда мы предъявляли требования на 80–100 миллионов. У них не хватало духа требовать эти деньги. Когда эти требования приходили в совет министров, он, конечно, тоже чувствовал, что, передавая Союзу такие деньги, укрепляет его позицию. Поэтому естественно, что у них не хватало заряда очень охотно нам эти деньги давать; мы исполняли не особенно сложные требования, которые были нам предъявлены, они могли нас зарезать, но они только затягивали. Мы настолько увлекались делом, настолько расширяли требования, что иногда не в состоянии были отстаивать их, и они просто терялись.
Ольденбург.
— Вы помните, что после ухода Поливанова началось резкое ухудшение отношения к общественным организациям? Я могу засвидетельствовать это, как член комиссии, а вам, вероятно, это было еще более чувствительно?
Челноков.
— Несомненно так, но они, задерживая наши деньги, придирались к формальностям, которые были законны, и делали нажимы, обставлявшиеся известными формальностями.
Ольденбург.
— Но это не нарушало картины систематического нажима и желания дискредитировать?
Челноков.
— Мы находили поддержку в военном ведомстве. Прочтите журнал совета министров, где рассматривались наши ходатайства; они открыто говорили, что нужно сокращать слишком широкие ассигновки.