— Но кроме того, наступали рождественские праздники. Вопрос шел не о том, чтобы распустить Государственную Думу, а о том, когда ее созвать.
Покровский.
— Да, да. Это и было в обсуждении. 12 февраля решили назначить…
Председатель.
—10 февраля.
Покровский.
— 12 февраля. Так что, очевидно, всего вернее будет ваше мнение, — что это было из-за рождественских каникул. 17 декабря Государственная Дума разъехалась.
Председатель.
— В отношении роспуска Думы, Николай Николаевич, нас интересует несколько вопросов. Например, вопрос о том, что к концу старого режима председатели совета министров стали все чаще получать от носителя верховной власти бланковые подписи на тексте роспуска законодательных учреждений Российской империи, с тем, чтобы они сами проставляли в нужных местах дату роспуска Думы, а также, конечно, и срок ее созыва. В результате этого получился такой порядок, что как раз в такой момент, когда работа законодательных учреждений была особенно нужна, представитель исполнительной власти, то-есть председатель совета министров, пользовался как бы частичкой прерогатив монарха — в смысле укорочения периода заседаний Думы и продления периода бездумья.
Покровский.
— Видите ли, фактически такие бланки, я знаю, были. По крайней мере, я могу удостоверить, это в отношении последнего роспуска Государственной Думы. Это — факт. Но ведь события надо оценивать по их существу. Есть ли это предоставление председателю совета министров полного произвола в данной области, или же это просто есть своего рода выход из создавшихся условий? Скажем, так: Дума уже созвана, но ожидается что-нибудь резкое с ее стороны, а государь уехал в это время, его нет. На этот случай, — чтобы не упущено было должное время, он предоставляет известный бланк председателю совета министров. Я думаю, что скорее всего это было именно так. Это не то, что практика какая-нибудь, — в том смысле, что председатель совета министров, вступая в эту должность, получает тот или другой бланк, и потом уже от его усмотрения зависит в любой момент сделать это; этого, я думаю, не было. Во всяком случае, я никогда не слыхал о такого рода длительном перенесении на председателя совета министров известного рода функций; а делалось это по данному случаю, — когда что-нибудь предвиделось и обстоятельства мешали дать в надлежащую минуту указ. Так, например, в данном случае государя не было. Вот как, я думаю, нужно объяснять такого рода случай. Это, конечно, мое личное объяснение. И я знаю один только случай.
Председатель.
— Но факты противоречат тем предположениям, которые вы изволили высказать.
Покровский.
— Я знаю один только случай.
Председатель.
— Вы, очевидно, не знали, что бланки на созыв Думы и на роспуск ее получались еще в самом начале, еще до созыва Думы и вне какой-либо зависимости от отсутствия носителя верховной власти в столице империи или России. Этого вы, очевидно, не знали.
Покровский.
— Не знал.
Председатель.
— Очевидно, вы не знали также и того, что в некоторых случаях бланк передавался как бы по наследству от одного председателя совета министров к другому. Это вам также неизвестно?
Покровский.
— Нет.
Председатель.
— Вообще, значит, вы знаете такой случай, когда вопрос о роспуске Думы решался в совете министров, но как это осуществлялось, вам неизвестно?
Покровский.
— Мне известен только последний случай.
Председатель.
— Относительно последнего случая разрешите спросить вас несколько позже. Что вам известно, Николай Николаевич, об отношении совета министров и отдельных министров вашего периода к общественным организациям? Когда началось изменение взгляда на общественные организации? Если это изменение имело место, то не можете ли вы указать главнейших противников общественных организаций и, во всяком случае, лиц, представлявших политику, направленную против существования и развития общественных организаций? Что вам известно в пределах этих вопросов?