Читаем Падение царского режима. Том 5 полностью

Хвостов. — Когда я об этом думал, это было не накануне. Но я считал, что этот вопрос до такой степени спешный, что нельзя ожидать собрания Думы, которая может его, не рассмотрев, отложить; кроме того, я даже и не мог вносить вопрос в Думу, потому что он уже лежал в Думе, а внесение этого вопроса по 87-й ст. только заставило бы Думу рассмотреть дело, поставить его на очередь, и потом мне казалось, что эти штаты должны быть введены немедленно. Я нисколько не буду отрицать, если бы я имел несчастье и дальше быть министром внутренних дел, может быть я накануне Думы распубликовал бы этот закон по 87-й ст., чтобы заставить Думу приняться за него, и, конечно, я не стал бы ожидать, чтобы прошел 2-месячный срок.

Председатель. — И вы предпочли провести этот закон по 87-й ст.?

Хвостов. — По моему убеждению, положение полиции было отчаянное, а так как мне не приходило в голову заменить полицию милицией, которая приведет к таким отрадным последствиям, то я и решился на это.

Председатель. — Вы заняли какое-нибудь положение по отношению к опубликованию наказа Государственной Думы или это прошло помимо вас?

Хвостов. — Это было очень давно, я даже не могу сказать, рассматривал ли я этот наказ, в качестве сенатора 1-го департамента. Кажется, рассматривал.

Председатель. — Какое было совещание при участии Штюрмера по польскому вопросу в августе 1916 г.?

Хвостов. — По всей вероятности это был проект готовившегося высочайшего манифеста. Если мне память не изменяет, бывший министр иностранных дел Сазонов привез из ставки нечто в роде проекта манифеста и по высочайшему повелению его предположения были переданы для редактирования бывшему государственному секретарю Крыжановскому, который составил проект манифеста, внесенного на совещание совета министров, где по этому поводу были высказаны различные соображения. Мне помнится, что проект этот был до крайности неудачен и невразумителен. Неудачен не только по своей редакции, но я даже затруднялся соглашаться с некоторыми его положениями. Тогда были высказаны различные мнения и, кажется, было поручено, если не ошибаюсь, Трепову и Макарову разработать на тех же основаниях новую редакцию проекта манифеста. Потом эти две редакции рассматривались и были изменены — часть взята из одной, часть из другой, и уже после этого было представлено на воззрение государя.

Председатель. — Манифеста все-таки не последовало?

Хвостов. — Да. Я имел случай во время одного из моих докладов у государя коснуться этого вопроса, и, насколько я понял, государь отложил опубликование манифеста до момента вступления русских войск в пределы бывших губерний Царства Польского. Действительно, трудно было издать манифест, гласивший, что наши войска вступили в пределы Польши, когда они еще не вступали. Для меня это было понятно.

Председатель. — Дело не в этих словах, а в том, чтобы в противовес политики Германии издать государственный акт, направленный к дарованию польскому народу некоторых свобод, и противопоставить меру государственной важности мере, принятой Германией…

Хвостов. — С этим все соглашались. Возражали против подробностей, против излишних определений или уточнений свобод, которые предполагалось дать в будущем.

Председатель. — Что вы знаете от Штюрмера, в связи с внесением им программы о разделении России на области и об устройстве областных управлений с несколькими 10–12–15 наместниками?

Хвостов. — Относительно наместников я не помню. Вообще, сколько мне помнится, доклад был сумбурный: из него нельзя было понять, каким образом и что именно подразумевал Штюрмер под областным устройством. В совете министров при мне этот проект никогда не рассматривался, а лично мне о нем говорил Штюрмер, но не могу точно сказать, когда он сказал, тогда ли, когда передал мне свой кабинет и вместе с тем всякие бумаги, в том числе и этот доклад, или в другое время. На докладе была высочайшая резолюция о том, чтобы законопроект был внесен к созыву Думы.

Председатель. — Этот доклад датирован 7 июля (показывает).

Хвостов. — Совершенно верно. Но 7 июля ровно ничего не значит, потому что он мог доклад оставить у государя. В моем показании, вероятно, неверна дата.

Председатель. — Вы изволили сказать, что при передаче министерства Протопопову передали ему записки, которые не могли передать в виду их важности иным путем. Какие это были записки?

Перейти на страницу:

Все книги серии Падение царского режима

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука