Поливанов. – Я должен сказать, что здесь произошло некоторое видоизменение. Я разделяю период, когда был военным министром ген. Редигер и период при ген. Сухомлинове. Ген. Редигер относился к Государственной Думе с той лойяльностью, которая вызывалась положением этого учреждения в государстве: он являлся лично во всех важных случаях в комиссии, лично являлся во всех важных случаях в общее собрание Государственной Думы и выступал там. Я или сопровождал его, или бывал там в случаях второстепенных, которые по этикету не требовали объяснений самого военного министра. Затем, для характеристики отношения ген. Редигера скажу, что в некоторых случаях он, как это было принято в то время в правительстве, приглашал к себе перед прохождением в Государственной Думе какого-нибудь важного законопроекта представителей Думы из соответствующих комиссий и делал им у себя сначала в частном порядке разные программные объяснения. Так что, в общем, и его отношение к Думе, и отношение Государственной Думы к нему было благожелательное. Затем перехожу к деятельности при ген. Сухомлинове. Здесь, в первые же дни вступления ген. Сухомлинова в должность, на мой вопрос: какие будут мои обязанности (обязанности помощника не были депонированы в законе), – я не получил общих указаний.[*] Тогда я поставил другой вопрос: предоставляется ли мне право присутствовать и заменять его в законодательных учреждениях? на что он категорически заявил: «В Государственной Думе я выступать не буду, государь этого не желает». Поэтому за все время пребывания моего в качестве помощника при ген. Сухомлинове, я всегда выступал в Государственной Думе не только в комиссиях, но и в общем собрании по самым крупным вопросам. В тех же случаях, когда я находил необходимым для престижа военного министра присутствие его самого, тогда он ездил в Государственную Думу, но выступал все-таки я.
Председатель. – Вам не удалось проверить, была эта ссылка на бывшего императора правильной или нет?
Поливанов. – Мне лично проверить этого не удалось. Во всяком случае, я не взял бы на себя утверждать, что указание генералом Сухомлиновым действительно было получено, потому что ген. Сухомлинов, по свойственным ему субъективным качествам, иногда принимал за действительность то, что ему могло казаться, и фантазия иногда смешивалась с действительностью. Так что я решительно затруднился бы утверждать, что он такое указание получил.
Председатель. – Вы чем-нибудь объясняли себе тогда то странное обстоятельство, что государь желал, чтобы по делам военного министерства выступал не военный министр, а его помощник?
Поливанов. – Это одно из соображений, которое меня заставило усумниться в действительности такого указания бывшего государя. Мне представлялось скорее, что ген. Сухомлинов сам не хотел потрудиться, чтобы составить речь, чтобы войти в полную готовность отвечать на те крики, которые были, что требует большого, глубокого изучения дела, а ген. Сухомлинов глубоко в дело никогда не входил.
Председатель. – За этот период времени имелись в распоряжении министерства какие-нибудь сведения о том, что снабжение армии недостаточно при нормальном порядке, или что предположения относительно увеличения военного могущества русской армии не поспевают и, даже больше того, отстают от соответственного роста армии наших возможных врагов?
