Падение в высоту

Вбежав по дымящейся лестнице на этаж Иван, прикрыв рукавом нижнюю часть лица, стал, сквозь огонь, пробираться к комнате. «Третье окно значит и третья дверь. Ага. Одна, вторая, вот и она». Выбив плечом горящую дверь Голиков вбежал в, наполненную дымом, комнату. В шкафу, как и говорил мальчик, лежала пятилетняя девочка. Укутав обмякшее тело ребенка в брезентовую куртку, Голиков поспешил к выходу. За те секунды, что он пробыл в комнате, огонь охватил уже весь коридор. «По лестнице или через окно? – быстро соображал лейтенант. – Через окно. Прыгать на землю с ребенком нельзя, а пока внизу сообразят, растянут тент время будет упущено. Счет идет на секунды. Будем прорываться.» – Приняв решение Иван, по крепче прижал к себе девочку, опустил голову, и шагнул в бушующее пламя.

Внизу все, с замиранием сердца, ждали развязки. Пожилая уборщица тихо шептала молитвы, по закопчённым щекам директора интерната катились слезы. Спасатели направили струи воды на лестничную клетку. И вот, через томительные три минуты, из клубов дыма вынырнула фигура Голикова. Персонал детдома разразился радостными криками.

– Жива? – бросилась к лейтенанту бригада «скорой».

– Жива. Без сознания только. – с трудом разлепляя обожжённые губы ответил Иван. Уже на руках врачей девочка открыла глаза, улыбнулась и тихо прошептала: – Папа я знала, что ты меня спасешь.

Когда ребенка унесли Голикова отвели к другой машине.

– Как вы себя чувствуете? – спросил врач, осторожно снимая с него шлем.

– Нормально – ответил Иван. – Скажите, а куда увезли детей?

– В ожоговый центр. А что?

– Да так. – перед глазами лейтенанта все завертелось, и он потерял сознание.

Голиков очнулся в просторной, светлой палате. Голова болела так, что казалось вот, вот взорвется. Нижняя часть лица, руки и грудь были в бинтах, а у постели стояла капельница.

– Сестра! Сестра! – промычал он через марлю.

От соседней кровати отошла девушка в голубой, больничной спецодежде, и наклонилась над ним.

– Очнулись. Вот и хорошо. Сейчас пойду позову врача.

– Где я? – промычал Иван.

– Что?

– Куда меня привезли? Где я?

– А. В ожоговом центре. – улыбнулась медсестра, и вышла из палаты. Через пять минут к нему, в сопровождении все той же девушки, заглянул врач.

– Ну, как себя чувствуешь герой? – спросил он.

Голиков пальцем показал на повязку.

– Беспокоит?

Иван кивнул.

– Я думаю повязку с лица можно снять. Оно пострадало меньше всего. – распорядился врач, и сестра быстро сняла бинты.

– Доктор, мне необходимо, как можно скорее, выбраться из вашей больницы.

– Понимаю. Думаю, через месяц Вы сможете вернуться домой.

– Нет, доктор, мне нужно быть там сегодня.

– Молодой человек, это исключено. У вас очень серьезные ожоги груди и рук, к тому же отравление угарным газом. Так что месяц, не меньше.

– Но доктор!

– Нет, нет, и еще раз нет. Все, разговор окончен. Лежите и выздоравливайте. – врач повернулся к медсестре, отдал распоряжение, и вышел из палаты.

Голиков был в отчаянии. В порыве, нахлынувшей, ярости он стал срывать с себя бинты, но медсестра тут же вколола ему снотворное.

Иван очнулся уже под вечер. За окном темнело. Голова, от угара и лекарства, была словно чугунная. Руки и ноги не хотели слушаться. Голиков, в бессилии, скрипнул зубами.

– Милый, ты проснулся? – услышал он рядом с собой дорогой его сердцу голос. По ту сторону кровати сидела любимая жена, а за её спиной стоял улыбающийся Захаров.

– Вот, лейтенант, получай свою пропажу.

– Где Вы её нашли? – от неожиданности Иван забыл о своей беспомощности, и попытался встать, но ничего не получилось.

– Лежи смирно, не скачи козлом, – насупил брови капитан. – Где она была, Настя сама расскажет, а я побежал. Дома меня тоже жена с ребятишками ждет. Все. Приказывая выздоравливать.

– Есть выздоравливать товарищ капитан. – ответил уходящему командиру Иван, и перевел светящийся взгляд на жену. – Ну так где же ты пропадала?

– Ванечка, милый мой, родной! Прости меня, дуру за те кошмарные дни, что я тебе устроила. Ведь я решила, что все, жизнь кончилась. Хотела уже отравиться. Думала лучше так, чем медленно умирать от рака. А моя мать до последнего не верила. Поехала, добилась приема у профессора Грушницкого. Слышал о таком?

Голиков покачал головой.

– Ну как же. Это ведь мировая величина в области онкологии. В общем мать привела меня к нему, я обследовалась, и оказалось, что никакой это не рак. Прости меня, милый. – Настя положила голову ему на плечо, и заплакала.

У Ивана, от всех этих новостей, волнений, и впечатлений закружилась голова, а из глаз, сами собой, покатились слезы. Он нежно поцеловал жену в макушку, и осторожно пригладил, забинтованной рукой, её волосы: – Ты тоже меня прости, любимая, что я был иногда не сдержан, не смог тебя понять, поддержать, успокоить.

– Все хорошо, милый, теперь уже все хорошо.