Падение великого фетишизма. Вера и наука

Идеология есть не более как орудие общественно-трудового процесса, это — система организующих его приспособлений. Если бы «анархическое» сотрудничество товарного мира было во всех отношениях высшейформой жизни, чем сотрудничество авторитарное, то новая созданная им идеология способна была бы всецело заменить, и, стало быть, окончательно сделать ненужными остатки прежней, авторитарной. Высшее орудие могло бы всегда исполнить функцию низшего — то, что идеологически «объяснялось» с точки зрения религиозной, было бы еще более удовлетворительно объясняемо с точки зрения метафизической,и вторая охватывала бы собой первую, как, скажем, в современной науке алгебраическое мышление охватывает «арифметическое», или как более общая формула более частную. Между статикой и динамикой, идеей неподвижного и идеей непрерывного движения существует именно такое соотношение: «неподвижность» оказывается просто моментом равновесия противоположных движений, и динамическая схема таким образом вполне подчиняет себе статическую, как схема действительно высшая.Но между авторитарным и «меновым» типами мышления зависимость, как мы видели, совершенно иная; авторитарный фетиш выступает как раз в роли верховнойинстанции для норм, организующих жизнь менового общества, и в то же время сам глубоко проникается чертами, характеризующими «меновой фетишизм», — точнее, вообще метафизическую идеологию менового сотрудничества. «Высшее существо» санкционирует абстрактно-пустые нормы — но и само становится столь же абстрактно-пустым, как они.

В чем же, следовательно, причина этого явления? В том, что неорганизованное общественное разделение труда или «анархическое» сотрудничество товарной системы производства не представляет безусловно высшейформы трудовой организации по сравнению с авторитарной, основанной на отделении организаторского труда от исполнительного. Первая из них в общем, разумеется, выше второй, но в некоторых отношенияхона и ниже еес точки зрения жизненного совершенства. Первая несравненно шире, и даже допускает неограниченное расширение, — несравненно более пластична, и заключает в себе неизмеримо больше элементов и возможностей развития. Но зато она отличается неорганизованностьюи вытекающей из нее дисгармоничностью, бесчисленными внутренними противоречиями, — правда, ведущими к развитию, но непосредственно образующими некоторый жизненный минус, связанный с растратою сил жизни. Вторая же, будучи узка и консервативна, является, однако, стройно-организованной,внутренне целостной и гармоничной. С этой стороны она выше«анархического» сотрудничества, и не может быть вполне им заменена.

Именно организованности и внутреннего единства не достает экономической системе менового общества, и за ними оно вынуждено обращаться к иным типам социально-трудового строения. Даже трудовой мелкой буржуазии необходим — для поддержания самого элементарного порядка в повседневной экономической борьбе — государственный аппарат, построенный отнюдь не на формальной независимости и конкуренции различных его звеньев, а на власти одних и подчинении других. Для эксплуататорской буржуазии такой аппарат необходим еще более, с еще усиленной авторитарной централизацией и дисциплиной, — чтобы охранять экономическое господство этой буржуазии от всякого сопротивления эксплуатируемых классов, и чтобы расширять поле ее эксплуатации военным путем, когда ей становится экономически тесно. В своем законодательстве буржуазные классы всячески культивируют строй семьи, основанный на подчинении женщины и детей, — потому что организовать семью на формальном разъединении, на обмене эквивалентов и постоянной конкуренции между ее членами невозможно, а высший тип организованности — товарищеская связь, опирающаяся на устранение всякого формального неравенства, — недоступен творчеству буржуазии.

То же самое получается и в области идеологии. «Обезглавленная» норма чистого императива слишком безжизненна; ее внутренняя санкция, сводящаяся к ее повелительной форме, слишком бессодержательна, — в ней нет надежной опоры. Эта норма существует для того, чтобы организовать жизнь, — но сама она жизненно неорганизованна,потому что не имеет объединяющего центра— активного «субъекта», индивидуального или социального, достаточно мощного, чтобы оказывать надлежащее давление на живую человеческую личность с ее частными мотивами и интересами, нередко прямо противоположными требованиям нормы. Такой «субъект» или, в данном случае, фетиш и заимствуется у старой, авторитарной идеологи. К этой власти верховного авторитета буржуазная мораль (а с нею и буржуазное право) апеллируют совершенно таким же образом, и по такой же причине, как мирный буржуа, типичный представитель «экономической анархии», апеллирует к государственной власти всюду, где чувствует бессилие своей «абсолютно самостоятельной» личности. [17]