Падение великого фетишизма. Вера и наука

Второй момент — принцип «морального воздержания» — заключает в себе практическое примирение суровых «законов природы и Бога» с личными интересами тех, на кого эти законы слишком тяжело обрушиваются. Низшим массам, и специально пролетариям дается совет сокращать свое размножение в меру своих достатков и заработков. Пролетарий, который желает своим трудом обеспечить себе сносное существование, не голодать и не видеть голодающей свою семью, должен «нравственно воздерживаться» от увеличения своей семьи за пределы своих личных средств, т. е. жениться только тогда, когда уверен в возможности прокормить жену, а в браке переходить к целомудрию, как только возникает опасность, что на лишний рот не достанет хлеба. Доктрина о прогрессии размножения и прогрессии возрастания средств к жизни доказывает, что не стесненное ничем размножение неминуемо создает массу лишних ртов, на которые пищи на земле вообще хватить не может. Поэтому тот, кто необузданно предается в браке инстинкту размножения плодит только бедствия и голод. Каждый в своих личных интересах и в интересах человечества обязан бороться со своим неразумным инстинктом и преодолевать его.

Легко видеть, каким хорошими духовным оружием была эта теория для господствующих классов против недовольства и возмущения угнетенных элементов общества. Общая ответственность за нужду и страдания народных масс умело сваливалась на Бога и природу, которым, конечно, люди должны покоряться, так что устранялась самая мысль о борьбе против социального строя в целом. В частности же, за нищету каждого отдельного бедняка вина ложится либо на него самого, либо на его родителей и дедов, — на его или их нравственную «невоздержность» в брачных отношениях. Путь к выходу из тяжелого положения намечается строго индивидуальный — борьба духа с плотью, — сосредоточивающей внимание и усилия человека на нем самом, и тем удаляющий от него мысль о коллективной борьбе с экономическим роком. Для буржуазного контр-коллектива, зарождавшегося в Англии в эпоху Мальтуса, такие идеи имели огромную практическую ценность. [38]

После Мальтуса, искренность которого еще вряд ли может подлежать сомнению, а идейный размах во всяком случае довольно широк, апологетика все более мельчает и становится явно лицемерной. Различные «вульгарные экономисты», как их называл Маркс, связывают оправдание капиталистического строя по существу с его постоянным прикрашиванием, всячески смягчают самую картину его противоречий, которые от этого не делаются, конечно, менее реальными, — и нередко переходят к защите интересов капитала или даже отдельной группы капиталистов по вопросам частным, предпринимая борьбу, напр., против той или иной реформы, невыгодной капиталистам, и приспособляя к этой борьбе свои «научные» теории. Пример — знаменитая теория «последнего часа», выдвинутая против сокращения рабочего дня, и доказывавшая, что вся прибыль создается в последний, 12-й час работы, а потому если рабочее время уменьшить до 11 часов, то никакой прибыли не будет, и промышленность погибнет. — Но параллельно с таким ухудшением качества — количество апологетики, по мере развитая рабочего движения, быстро возрастает.

В теории, главные усилия направляются на доказательство коренной «гармонии интересов» между капиталом и трудом, а затем на борьбу с теми действительно научными теориями, которые противоречат этой «гармонии», как теория трудовой стоимости, ставшая одной из основ самосознания пролетарского коллектива. Когда Марксу и его сотрудникам удалось научно оформить новую идеологию, то после попытки замалчивания, кончившейся неуспехом, буржуазная апологетика создала опровергательную литературу, превосходящую по размерам всякое человеческое воображение. Возникало и продолжает возникать огромное множество теорий, противоречащих друг другу и часто самим себе; в большинстве — эфемерных, одна за другой исчезающих бесследно, но преследующих одну общую цель — борьбу с социализмом, с ненавистным и страшным самосознанием нового коллектива.

Есть, впрочем, в числе таких доктрин и некоторые, пользующиеся относительно прочным успехом. Теория, напр., «предельной полезности», выдвинутая против учения о трудовой стоимости целым рядом ученых экономистов, и сплотившая большую школу. Отчасти, она проникла даже в правое крыло социалистической идеологии, найдя себе сторонников среди английских фабианцев, а также немецких и иных оппортунистов, — и в левое крыло, где ее принимают, напр., крупные теоретики итальянского синдикализма. Теория эта, объясняющая явления обмена и прибыли на основе индивидуальной психологии,естественно, должна была встретить наименьшее сопротивление со стороны сравнительно более индивидуалистических элементов зарождающегося коллектива.