Падение великого фетишизма. Вера и наука

Из разнородности самих людей и их жизненных целей, а затем еще более из общей неорганизованности социального целого развивались бесчисленные противоречия и конфликты. Идеология была той организующей формой, которая связывала людей с их социальным целым, которая ограничивала и примиряла их противоречия с ним настолько, чтобы целое могло жить и развиваться. Поэтому развитие идеологии необходимо должно было ускоряться по мере нарушения однородности коллектива, и достигнуть гигантских размеров среди анархической системы производства, — какие, действительно, и характеризуют нашу культуру. В этом развитии создался новый, своеобразный тип идеологических форм — нормативный тип: обычай, право, нравственность, приличия и т. д. Формы познания и речи увеличились в числе и сложности в сотни, в тысячи раз. И в то же время вся идеология мало-помалу подверглась тому глубокому преобразованию, которое я обозначу, как «всеобщий фетишизм идеологических форм».

Изучение всеобщего фетишизма мы начнем именно с области норм, потому что здесь он прослеживается всего проще и легче.

Глава II. Развитие фетишизма норм

XV

Основной и первоначальной из нормативных форм является обычай.В своем элементарном виде он был не чем иным, как техническим правилом социального поведения людей. — Чтобы община могла побеждать врагов, для этого надо всем воинам в момент борьбы держаться вместе; чтобы пищи и одежды хватило на всю общину, для этого надо всем общий продукт или общую добычу делить поровну; чтобы привести себя в дружное и воинственное настроение перед выступлением на войну или охоту, воинам следует предварительно устраивать такие-то пляски и танцы с такими-то песнями, и т. под.; — вот схемы древнейших обычаев. Цель этих социально-технических правил могла в каждом частном случае и не формулироваться особо, — она все равно чувствовалась и подразумевалась, и была близка каждому; это было коллективное благо группы, потребности коллективной жизни, понятные и очевидные для всех, — потому что никто еще и не думал выделять своиличные интересы и стремления из общихинтересов и стремлений своего родного коллектива — не было обособленных «личностей», а был единый организм родовой общины, и его живые клетки — люди, связанные кровной связью.

Для первобытного коммуниста обычаи были «заветами предков», в этом заключалась их единственная, и вполне достаточная мотивировка. Понятие «заветы предков» было той формой, в которой сознавалось историческое единство родового коллектива, преемственная непрерывность его жизни, его активности, его интересов. Любая норма обычая и любое техническое правило формулировались, приблизительно, так: согласно заветам предков, надо действовать так-то и так-то; — и это было, по существу, то же самое, как если бы сказать: ради интересов родового коллектива, надо действовать так-то. В идее «заветы предков» не было социального фетишизма, т. е. извращенного понимания социальных отношений, а был только глубочайший социальный консерватизм первобытной эпохи: родпринимался как нечто неизменное, жизненно себе равное, стереотипно повторяющее себя в смене поколений; он остается один и тот же, в предках и потомках; то, что было благом для предков, то не может не быть благом для потомков. Связь сотрудничества поколений еще не разорвана, идея развития совершенно отсутствует, логика коллектива сковывает живое с мертвым цепью тожества, самая мысль о противопоставлении заветов прошлого и интересов настоящего органически невозможна…

При этих простых и ясных отношениях обычай, которым определялись действия людей друг по отношению к другу, был таким же практическим знанием, как всякие другие, практическим знанием, которым определялись действия людей по отношению к внешней природе; он не был для людей «внешним принуждением», а был органической формой их существования. Нарушение обычая, если оно случалось, было не «преступлением» или «грехом», за который люди человека «судят», и «совесть» мучит, — а простой нелепостью, жизненной нецелесообразностью, подобной нарушению выработанных технических приемов труда.