Падение великого фетишизма. Вера и наука

Создается оригинальное положение. Все «нормы» — обычные, нравственные, правовые, — имеют свою жизненную цель, и эта цель лежит в коллективе; они связывают личность с коллективом, подчиняют ее действия интересам коллектива. И в то же время для этих самых личностей коллектива не существует.

Возьмем, напр., самый акт обмена. Нормы обычая и права требуют, чтобы продавец и покупатель в своей борьбе из-за цены товара не переходили границ мирных переговоров и взаимного уважения к собственности того и другого. Если бы не было этих норм, спор за цену, обостряясь, на каждом шагу уступал бы свое место простому насилию и грабежу; напр., покупатель, которому кажется в данный момент, что он физически сильнее продавца, естественно предпочитал бы, в случае упорного несогласия продавца на его условия, взять нужный товар даром. История обмена доказывает, что и на самом деле, пока меновые отношения еще не вполне сложились и недостаточно укрепились, они чрезвычайно часто переходят в настоящий разбой; известно, напр., как систематично умели сочетать оба эти занятия предприимчивые мореплаватели древней Финикии. — Далее, обычай и затем нравственность предписывают в обмене некоторую элементарную «честность»; если бы она не соблюдалась, по крайней мере, в большинстве случаев, то развитие обмена стало бы практически невозможным, и мы знаем, до какой степени оно замедляется и затрудняется до сих пор тем некультурными, азиатским надувательством, которое так еще распространено у нас и в других полу-цивилизованных странах. — Историческая необходимость создала и выработала нормы, организующие жизнь и борьбу членов общества; но могла ли она удержать за этими нормами в индивидуалистическомобществе тот характер коренного коллективизма,который объективно присущ им, как выражающим интересы коллектива, как подчиняющим личность ее социальному целому?

Другими словами: могли ли нормы сложиться в мышлении товаропроизводителя, индивидуалиста, именно такими, какими они являются по своему объективному жизненному смыслу, — т. е., техническими правилами, относящимися к самосохранению коллектива? Напр. в таком виде: «для жизни и развития всего общества каждый должен в процессе обмена ограничиваться словесными переговорами и не позволять себе насильственных действий, а также не обманывать других». — Очевидно, что подобные формулы для индивидуалиста были бы неестественны и непонятны, а главное — лишены всякой реальной обязательности. Что такое для него все общество? Он его не знает, он понятия не имеет о той системе сотрудничества, к которой сам принадлежит, в лучшем случае она для него — смутный символ, а отнюдь не живой организм, одной из клеток которого он является. И налицо имеется один, непосредственно близкий и доступный человеку центр потребностей и действий, одна понятная ему и дорогая для него жизненная реальность: это его индивидуальное «я», частный собственник его тела, его имущества, его переживаний. Только к индивидуальному «я» и могут быть отнесены нормы, только в нем могут они найти действительную опору для своей практической причинности, для своей обязательности.

Но и это — возможно ли на самом деле? Ведь «норма» есть именно ограничениеличного «я», ограничение в интересах того или иного коллектива. Где же в нем, в этом «я», опора для «нормы»?

Тут лежит самое глубокое противоречие всей «нормативной» идеологи менового общества Исторически оно разрешается последовательными развитием того основного, всеобщего фетишизма, который до сих пор еще преобладает в нашем культурном мире.

ХVIII

Меновое общество, как видим, больше всего другого нуждается в нормах. Полное противоречий, построенное на борьбе, оно рассыпалось бы вдребезги, если бы его бесчисленные клетки не опутывала со всех сторон невидимая сеть норм, удерживающая их вместе и в то же время не дающая им поглотить друг друга. Вся экономическая ткань эта в общем оказывается несравненно менее прочной, несравненно легче расползающейся в своих частях, чем живая, целостная ткань первобытных и патриархальных общин, — но зато она неизмеримо подвижнее, и раскидывается гораздо шире в пространстве, охватывая миллионы особей там, где прежде объединялись только сотни или тысячи. Тут нет конкретногоединства, — ни того, которое стихийно и непосредственно, подобно молекулярному сцеплению в кристалле, спаивает первичную коммунистическою группу, ни того, которое более косвенно, но не менее надежно, — подобно солнечному притяжению в астрономической системе, — формирует и скрепляет авторитарную организацию. Развитие норм жизненно заменяетподобное конкретное единство, заменяет неполно и несовершенно, разумеется, — и вместе с тем оно во всем своем характере, в своих специфических тенденциях выражает и отражаетотсутствие этого единства.