Падре

растрачиваешьвпустую свой потенциал.

– Неужели не видно, что мне плевать?

– Фрэнк! – она выглядит достаточно злобно. – Неужели эта церковь для тебя ничего

не значит?

– Конечно же, значит.

– Тогда, как ты можешь к этому так относиться? Твои проповеди превратились в

предсказания конца света. Твоё присутствие вынуждает людей отворачиваться от веры.

Ты разрушаешь их дни, не давая им надлежащего совета после исповеди. – Она скрестила

руки. – Ты прогоняешь людей.

Я отвернулся к стене, чтобы не смотреть в её глаза. Это унизительно.

– Посмотри, что ты делаешь. Посмотри, что ты делаешь с собой. С нами. С

церковью. Позорище.

Я принимаю её психологическое избиение, потому что должен. Потому что я знаю,

что облажался и, что оказываю всем плохую услугу. Я чувствую себя виноватым… но в то

же время, я знаю, что не могу ничего поделать. Я застрял в своих собственных муках.

Единственное моё утешение в последнее время– это алкоголь.

И та девушка, которую я видел.

– Подумай о своих грехах. Мы поговорим позже. – Мама обернулась и ушла, звук

закрывающейся двери напомнил мне о себе, когда я закрыл своё сердце.

ͽͼ۩ͽͼ۩ͽͼ

Я прогуливаюсь по тропинке, прижимая свою выпивку к груди.Солнце светит ярко, но не согревает холод в моей душе. Рассматривая все эти надгробные плиты, я ощущаю

тяжесть в своём теле, и мысли в голове утомляют меня, но я всё ещё продолжаю идти. Я

не останавливаюсь, пока, наконец, не вижу маленького каменного ангела, сидящего на

камне. Каждый шаг, который делаю, становится всё тяжелее, прежде чем я, наконец,

останавливаюсь перед могилой.

– Кейтлин… – моё дыхание поверхностное и неровное. Просто шепчу её имя, а

слёзы наворачиваются на глазах.

Я быстро делаю большой глоток из бутылки.Жжение в моём горле делает боль ещё

реальнее, и я хочу это чувствовать. Всё до последней капли. Мне этого недостаточно.

Я смотрю на землю, интересно, мне когда–нибудь станет легче. Если, конечно,

такое возможно.

От этого места, я набираю силу, которая мне необходима для борьбы, но эффект

угасает с каждым днём. Я не знаю, как долго смогу продержаться.

Ещё один глоток.Чем больше времени я провожу здесь, тем больше я хочу

напиться средь бела дня. Меня не волнует, что я в общественном месте. Что меня может

увидеть кто–то. Меня это больше не волнует. Ни одно из этого.

– Привет.

Писклявый голос заставляет меня повернуться, чтобы увидеть мальчика, стоящего

на тропинке.Он сжимал несколько травинок, разъединяя их пальцами, когда смотрит на

меня.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я.

– Ничего, – размышляет он.

Нахмурившись, я прикоснулся бутылкой к губам, пока он пристально смотрит на

меня.

– Что вы пьёте? – спрашивает он.

–Кое–что для взрослых, – ответил я и спрятал бутылку в свой потайной карман. Я не

хочу показывать ему плохой пример. Знаю, что я – хреновый проповедник, но всё же не

хочу вовлекать ребёнка в свою дерьмовую жизнь. Я не хочу, чтобы он думал, что это

нормально, поэтому, если я смогу предотвратить это, я предотвращу.

– Я могу попробовать? – спрашивает он.

–Нет,– я качаю головой.

Он наклоняет голову. – Почему нет?

–Перестань задавать столько вопросов.

Я вытаскиваю пачку сигарет из кармана, достаю одну и прикуриваю.

–Вы священник? – спрашивает он.

–Нет, – отвечаю я, выдыхая дым.

– Но у вас есть эта штука… – он указывает на мою шею, вероятно, на мой воротник.

– Ага.

– Кто вы тогда?

Я хохочу. Дети задают столько странных вопросов.Как будто они не замечают

окружающий их мир. Хочу поблагодарить их за это. Хотел бы я быть таким наивным и

несведущим.

–Кем бы ты меня не представлял, однако, большинство людей называют меня

Проповедником. Или Падре. Без разницы. Мне плевать,– яделаю ещё одну затяжку.

– Итак, вы должны находиться в церкви.

Наклонив голову, я сложил руки. Не могу поверить, что этот маленький засранец

только что сказал, что я не должен здесь находиться. – Я могу идти, куда хочу, малыш. Я

тоже человек и у меня есть жизнь за пределамиверы.

– Хорошо… но почему вы курите?

Я смотрю на сигарету в руке, потом снова на него, и пожимаю плечами. – Это

расслабляет меня.

– А я думал, что проповедникам нельзя этого делать.

Я фыркнул. –Да, ну, нам много чего нельзя делать.Это не значит, что мы на самом

деле следуем всем правилам.

Он кивает. – Значит, вы как мой брат?

–Твой брат? –я поднимаю брови. – С чего бы?

– Он тоже никого не слушает.

Не думаю, что хочу знать, что это означает. Однако, чем больше я смотрю на

мальчишку, тем больше у меня уверенности, что я откуда–то его знаю. И я знаю…потому

что вдруг вспомнил его лицо. На днях он был в церкви с той красивой девушкой.

Мои губы растянулись в ухмылке.– Как тебя зовут, малыш?

– Бруно, – говорит он с широкой улыбкой на лице.

Я делаю ещё одну затяжку и выдыхаю столп дыма в воздух. – Утебя ведь есть

сестра, не так ли? Или девушка, которая приходила с тобой в церковь, твоя мать?

– Сестра, но она на работе. Мы ходим в церковь каждое воскресенье.

–Это хорошо, малыш. Продолжайте в том же духе. – Я улыбаюсь, когда он скалится.

– Но эй… Ты здесь не один, верно?

– Нет, – он качает головой. – Мой брат тоже здесь, но он сказал, чтобы я шёл

погулял, я так и сделал.