Падшая

– Хоть бы сказала куда, в какой банк, где, контакты… У меня ж ничего нет! И ни подружек, никого, кроме мамы в Одессе. Хоть к ментам беги, да они, сволочи, и пальцем не пошевелят. Скажут: «Гуляет ваша благоверная, ждите», – кипятился он.

Полночь.

Пьяный Олег сидит за столом, плотно сжав голову руками, и, раскачиваясь на стуле, бормочет:

– Ночь на дворе, случиться может все. Кому звонить, куда???

Сокращаются года.

Следующий бесконечный час отрезал жирный кусок жизни.

Наконец, сквозь пьяную дрему ему послышался щелчок проворачиваемого замка.

Маришка вернулась.

Вздохнул с облегчением – жива!

– Сейчас, я кое-кому устрою праздник, – пробормотал он.

А в комнату никто не входит.

Олег поднялся, и, шатаясь, зашел в коридор.

– Тебе что??? Позвонить трудно было, и предупредить что задер…, – прорычал он и оборвался на полуслове.

Маришка – на полу, лицо в коленки, скулит.

Беда.

В груди молотом ударило, ноги подкосились, осел на пол, в горле – ком.

Скрутил себя в узел и к ней – что, как?

Голову поднимает, а там синячище на пол-лица, и белок в крови. Платье разорвано.

Он ее в охапку – она кричит дико, царапается, вырывается.

БабУшка – сам не свой, орет:

– Кто, где, лица, имена запомнила?

– Ореховские, – выдавила. – Петрика люди… В офис вызвали, как приличные, а сами… Лиц и имен не помню – ударили сильно, как послала.

Ореховские, и Ореховские, люди известные.

Он поднял Марию на руки, и в ванну: компресс, коньяк насильно, руки целует, по волосам гладит, слезы прячет, план думает.

Под утро она уснула.

Олег долил остатки конька, залпом выпил, вытянул руки, волнение успокаивая и судьбу свою определяя.

– Вот и все. Убегал я от прошлого, на новую жизнь надеялся. А оно вон как повернулось. Судьба, видимо. Уходил я от смертушки, и в Чечне, и в Афгане, да не ушел – догнала.

Залез под кровать, вытащил видавшую виды спортивную сумку, достал гранаты и потертую записную книжку.

Имена, телефоны. Звонки.

– Петрик человек опасный и хитрый. Люди, ищущие в нем недостатки, случайно, один за одним, мрут по расписанию. А сам выкрутится из любой ситуации. У него со Смертью договор. Ты мне не звонил, симку уничтожь. Будь осторожен, очень, – предупредил его полузабытый голос из прошлого.

Дрожащие руки.

Записка.

«Завтрак на столе. Меня не жди. Любил, и всегда буду. Поправляйся».

БабУшка снял с полки фото со смеющейся, счастливой Маришкой еще не подозревающей о том, что жизнь ее, вскоре, переломится на «до», и «после». Положил во внутренний карман, к сердцу поближе, и отправился по наводке.

«Если бы она имена назвала, или описала их, на куски порезал бы иродов, да по окрестностям разбросал. Но на вычисление, да слежку нервов не хватит, проблему решать сверху надобно».

Проехал к офису, осмотрел подходы и подъезды, камеры и охрану. Машинки запаркованные: Крузаки – охраны, Мерин и Бимер – старших, видимо.

– Отлично, и голову ломать не надо.

Заехал на заправку, наполнил десятилитровую канистру и сунул ее в хозяйственную сумку.

Свою Короллу оставил за квартал. Под дворник положил записку. «Позвоните по указанному телефону после 14-00 и получите 100дол. Я задерживаюсь на работе, а супруге нужна машина. Спасибки»

Натянул худи, и не спеша, будто прогуливаясь…

Приостановился у Крузака, оглянулся по сторонам, бензинчик на колесо возле бензобака. Подождал.

Лил обильно, чтобы наверняка.

Сердце ломится в грудную клетку.

– Пока тихо.

Поставил канистру в хозяйственную сумку, отошел на пару шагов, отвернулся к стене будто прикуривая, скрутил платок в плотный жгут и окунул в канистру.

Зажигалка.

Кинул горящий жгут под колесо и быстрым шагом направился по улице. В одной руке сумка, в другой – телефон.

Черный, густой дым заволок улицу.

Хорошо, видимо, вспыхнуло.

Перешел дорогу и встал за углом, дожидаясь пока выбегут охранники.

– И помидоры подорожали и хамон. Сыр уже купил, а колбасы хорошей не было! – он громко говорил в телефон, пока за спиной ревело пламя.

Суетящиеся секьюрити с круглыми глазами и неработающими огнетушителями.

Дверь в офисы открыта.

Не переставая кричать в трубку, поджигатель пересек улицу, вошел в здание, и побежал на второй этаж, отыскивая нужный кабинет.

– Вот она, – он остановился перед массивной дверью из резного дуба. – Все как кэп сказал. Звоним.

Молотило сердце. Конец близок.

Олег нажал кнопку звонка трижды, после чего требовательно постучал.

Дверь глухо распахнулась, в проеме амбал с кобурой.

– Тебе чего? – удивился он.

– У вас пожар, вот там, – показал БабУшка на улицу, и левой, резко, ударил его в горло.

От жесткого, как обухом топора удара, охранник рухнул.

Афганец вытащил у него Глок, проверил затвор и, не говоря ни слова, навел его на хозяина кабинета. Зашел внутрь и опрокинул сумку.

Из открытой канистры потекла зловонная жидкость.

Лужа растекалась по полу, воздух в офисе наполнился парами бензина.

Хозяин наблюдал за ним тяжелым, остановившимся взглядом.

Олег подошел, сел напротив, достал гранату, вытащил чеку, придерживая ее пальцем, чтобы раньше времени не рванула, и положил на стол.

Все это время твердо держал ствол на цели.

Его качало.

Наступившую тишину прервал кашель секьюрити.