Падшая женщина

Ее мысли расплывались. Если вернуться в Лондон без хорошей одежды, то чем ты будешь отличаться от дикого животного? Кто ты без красивого платья? Бродяга, вынужденный скитаться из прихода в приход и окончить свои дни в работном доме, с ногами, прикованными к стене. Время как будто замедлилось. Большое зеркало притягивало Мэри, искушало, и она быстро скинула с себя свое простое коричневое платье и влезла в белое бархатное чудо миссис Морган. Открытое платье для распущенной девки, ты, маленькая грязная шлюшка, засмеялась Куколка у нее в голове. Еле двигая неловкими от вина пальцами, Мэри застегнула пуговицы. Платье сидело на ней так, будто было сшито только для нее. На длинном шлейфе извивались серебряные змейки. Мэри покружилась перед зеркалом, рассматривая себя, и мир закружился вместе с ней. Охваченная восторгом, она схватила бутылку и подняла тост за себя, всю себя, начиная от алых губ и заканчивая бесконечным шлейфом. Никогда в жизни она не видела ничего прекраснее.

Что еще взять? Ей предстояло нелегкое решение. Все будущее Мэри зависело от правильного покроя или выреза декольте. Так. Новую красную накидку миссис Теодозии Форчун, конечно, и зеленое распашное платье миссис Партридж из пу-де-суа, и… как можно уйти без розового корсажа в складочку, который она сшила для мисс Элизабет Робертс? В любом случае этой старухе он не по возрасту, подумала Мэри. Что толку наряжаться, когда стоишь одной ногой в могиле? Она хватала все новые и новые наряды, ее руки были полны шелков и скользких атласов, а подбородком Мэри удерживала пару туфель на высоких каблуках. Она могла бы унести все, что было в магазине. Она сшила эти платья своими собственными руками. Она поливала их своим потом. И она будет их носить. Они принадлежат ей.

– Мэри?

Ее ноги внезапно заледенели, а голова пошла кругом. Мэри медленно обернулась, запуталась в своем снежно-белом шлейфе и чуть не упала.

– Мэри!

Никогда раньше она не слышала, чтобы хозяйка кричала. Вздрогнув, Мэри выронила их рук кучу платьев.

– Немедленно сними это! – Лицо миссис Джонс исказилось от гнева.

Мэри взглянула на себя, на белую бархатную реку своего тела и вдруг совершенно протрезвела.

Вот где настоящий конец. Куда ей бежать теперь? Через минуту миссис Джонс позовет констебля и заявит, что ее служанка воровка. Ее могут вздернуть на виселице. Повесить, веревка будет впиваться в шею, пока она не умрет… «Вся власть в руках у этой женщины, – ясно и отчетливо подумала Мэри. – От ее воли зависит, буду ли я жить или умру. Она называла меня своей дочерью, но если она пожелает, моя жизнь прекратится».

– Не говорите со мной так, – выдавила она. Слова вылезали у нее изо рта медленно, словно грязь. – Вы не знаете, кто я.

– Я прекрасно знаю, кто ты, – бросила миссис Джонс. – Ты – моя служанка.

Вот и вся любовь. Мэри собрала всю желчь, что скопилась у нее внутри, и плюнула своей хозяйке в лицо.

Миссис Джонс, окаменев, уставилась на нее. По щеке у нее сползала капелька слюны.

– Для начала, я не сирота! – крикнула Мэри. – Моя мать жива и прекрасно себя чувствует, и ненавидит меня до глубины души. Все, что я вам рассказала, было ложью. От первого до последнего слова.

Щеки и лоб миссис Джонс покрылись мертвенной бледностью.

– Я шлюха. Разве вы еще не догадались? Не сказать, что вы очень смекалисты, миссис Джонс! Те деньги, что вы украли, я заработала своей собственной дыркой. Я не пропустила ни одного мужчины, что проезжал через этот жалкий убогий городишко.

По лицу хозяйки пробежала волна боли.

– Да что там говорить! Я делала это даже с вашим собственным мужем! Стоя, у стены!

Безжизненные неподвижные губы.

У нее кончились слова. Она чувствовала себя опустошенной и выхолощенной. Пусть миссис Джонс согнется под бременем того, что узнала. Сейчас Мэри очень хотелось увидеть ее слезы.

Вместо этого, миссис Джонс прочистила горло и почти бесстрастно произнесла:

– Убирайся из моего дома.

Мэри легко двинулась к двери.

– И сними это платье, пока ты его не загрязнила.

Она застыла на месте. Самым странным было то, что хозяйка, кажется, оказалась права. Мэри вдруг ощутила, что каждая пора на ее теле источает яд и грязь, отравляя тончайшую серебряную вышивку. Белый бархат был ее змеиной кожей. Она не могла скинуть его сейчас; если она сделает это, от нее ничего не останется. Мэри покачала головой. Она не могла выговорить ни слова.

Миссис Джонс повелительно протянула руку и щелкнула пальцами.

Нож лежал на швейном столике, там, где она его и оставила. Мэри схватила его и почувствовала его упоительную тяжесть. Именно такую руку она всегда и хотела иметь. Руку, которую никто не может стряхнуть; руку, которой никто не может пренебречь. Теперь она наконец-то стала сама собой. Она была королевой.

Миссис Джонс ничего не заметила. Она сделала шаг вперед и дернула рукав белого платья. Раздался омерзительный треск.