Падшая женщина

Гетта вывернула свою ручонку из ее липкой ладони и спряталась за ногу мистера Джонса. Он рассеянно взглянул вниз.

– Ей нужна мать, – заметила миссис Эш. Она решила не упускать подходящий случай.

По его лицу пробежала гримаса боли, быстро, как ящерица.

На мгновение миссис Эш пожалела о своих словах, но тут же продолжила:

– Не хотелось бы тревожить вас в вашей скорби, мой дорогой мистер Джонс, но не приходило ли вам в голову…

Не приходило ли ему в голову обратить внимание на нее? Хотя бы раз? За все эти годы, что они прожили под одной крышей, неужели он так и не заметил неоценимых достоинств Нэнс Эш? Ее прекрасную душу, более драгоценную, чем самые дорогие рубины?

– Ради вашей дочери. Ради детей… – ее голос дрогнул, – которые еще родятся у вас в будущем…

Он пристально посмотрел на нее. Его глаза были обведены черными кругами.

– Вы полагаете, что мне следует снова жениться? – странным тоном спросил он.

Миссис Эш кивнула. Она боялась как-нибудь выдать свой восторг.

– Возможно, именно этого хочет Господь.

Мистер Джонс безразлично пожал плечами, словно ему было все равно, чего хочет Господь, и снова перевел взгляд на виселицу. Не отрывая глаз от плотника, он поднял Гетту и посадил ее на шею, чтобы ей было лучше видно.

– Все, что я знаю, – это что мне плохо одному, – наконец сказал он.

Миссис Эш торжествующе улыбнулась, но тут же сделала серьезное лицо.

– И вы уже думали… вы уже встретили женщину, которая обладала бы соответствующими качествами?

Вот оно. Сейчас. Сейчас все произойдет. Верная слуга наконец-то пожнет плоды своего труда.

– Кажется, да.

Молчание, длиной в целую жизнь.

– Я говорил с Роной Дэвис. С той самой, с портнихой, – сказал мистер Джонс, по-прежнему не сводя глаз с виселицы. – Мы поженимся в июне.

Кинжал в сердце.

Миссис Джонс отвернулась, чтобы он не увидел ее искаженного лица. Гетта уставилась в землю.

Тень дни наши на земле, и нет ничего прочного[28].

– Тихо, Гетта. – Мистер Джонс на минуту опустил Гетту на землю и дал ей еще кусочек пряника.

Мимо проталкивались люди, то и дело задевая ее на ходу. Гетта споткнулась и схватилась за его костыль, чтобы не упасть. Миссис Эш, уткнувшаяся лицом в ладони, ничего не заметила. Уж не рыдает ли она по Мэри Сондерс? Как странно, подумал мистер Джонс. Такая неожиданная чувствительность в этом старом, высохшем стручке. И по отношению к кому?!

Гетта все еще держалась за костыль, поглаживая пальчиком выструганное дерево. Если бы не эта маленькая девочка с пухленьким личиком, в его жизни не было бы вообще никакого смысла. Мистер Джонс с чистой совестью отправился бы на берег Уай. Сейчас там точно никого нет; этим утром весь город собрался на Маркет-сквер. Он прыгнул бы в воду и позволил водорослям утащить себя на дно.

Вместо этого, мистер Джонс принялся размышлять о будущем. Он еще раз перечислил про себя неоспоримые факты. Роне Дэвис двадцать семь лет, и она отличная швея, хотя и не умеет вышивать. Судя по всему, она станет прекрасной женой. Должно быть, женщине нелегко управляться одной, предположил мистер Джонс. Конечно же она с радостью ухватилась за возможность иметь одно общее дело с вдовым мастером по изготовлению корсетов. Рона ответила «да» без всякой робости или кокетства.

Он знал, что она будет добра к Гетте. И она будет сидеть на стуле его жены, и пользоваться ее рабочей сумкой, и штопать его уже дважды чиненные чулки, и разливать чай из его китайского чайника. (В ту самую первую ночь мистер Джонс хотел расколотить его – просто потому, что ему нужно было хоть что-нибудь разбить, но потом подумал, что Джейн бы этого не одобрила.) Наверное, поначалу этот второй брак будет казаться жалкой пародией на первый, но он постарается привыкнуть. У них с Роной Дэвис впереди почти вся жизнь; двадцать лет на то, чтобы родить сына или даже нескольких детей. Детей, которые не будут иметь ничего общего с Джейн Джонс.

При мысли об этом его вдруг затошнило.

В Роне Дэвис нет ничего плохого. Она сильная, крепкая и здоровая – разве что слишком остра на язык. Чуть больше, чем полагается женщине. В этом она немного похожа на Мэри Сондерс, подумал мистер Джонс, и ненависть затопила его с головой.

Он уставился на новенькую белую виселицу. На возвышении уже лежала свернутая веревка. Надо будет смотреть внимательнее и запомнить эту сцену во всех подробностях: как проклятая ведьма будет подпрыгивать на своей телеге, как петля затянется на ее шее. Его память была уже не так хороша, как раньше. Картинки из их жизни с Джейн успели как будто пообтрепаться по краям. Когда он закрывал глаза, то видел не живое, родное лицо жены, а застывшую маску, забрызганную кровью, в которую оно превратилось. Но то зрелище, что предстояло ему сейчас… о нет, его он забывать не собирался. Каждая кость, каждый волосок на его теле вопили, требуя смерти Мэри Сондерс. Когда ее тело превратится в пепел, он наконец-то сможет продохнуть. Пробитая в мире брешь затянется… ведь так?